Психолог Ольга Вержиковская: Кто побывал на войне в зоне АТО — прежним никогда не будет

Женщины-волонтеры со всей Украины объединились и вот уже более года помогают семьям бойцов АТО преодолеть трудности, в том числе и психологические. "Все, кто работает с нами — это женщины с Майдана, с той зимы, которая изменила нас, и волонтеры АТО. Мы работаем в четырнадцати регионах, — говорит координатор направления психотерапевтической реабилитации общественной организации "Жіноча сила України", помогающей семьям военных из зоны АТО, Ольга Вержиковская. — акцентируем свою работу пока не на бойцах, а на их матерях, женах, взрослых дочерях. Хотя некоторые психологи работают и с бойцами индивидуально".

"Рассказываем, как женщина может себе помочь в сложной ситуации, вывести себя и семью из стресса, — продолжает она. — Со временем они начинают замечать, что наши простые рекомендации реально работают. И женщины открываются. Всплывают разные проблемы. Но люди боятся психологов. До сих пор существует этот ржавый гвоздик Советского Союза — если ты обращаешься к психологу, то ты псих. Никто не понимает, что психолог и психиатр разные профессии. Поэтому наши практикумы важны — люди на них приходят поговорить за чаем. По-сути, это такой женский клуб, во время которого люди понимают, что психологи — нормальные люди. Их никто ни о чем здесь не расспрашивает, а просто слушают".

— С чем приходят к вам жены АТОшников?

— Первое, что волнует — выплаты бойцам. Оказывается, им многое в них непонятно, что и заставляет волноваться. Нам в любой ситуации важно объяснять, что не надо дуть на холодную воду и всего бояться. Важно просто поговорить. Первый психологический момент, когда человек начинает выговариваться. После разговора ему становится легче, проблемы уходят. Это и есть первичная психологическая помощь. И именно с нее надо начинать. В 60% случаев человека просто надо выслушать, сказать алгоритм, что и как нужно делать. И спустя месяц нам некоторые звонят, благодарят, говорят: "Вы так мне помогли". А что мы сделали? Мы заметили, что многие из тех, кто к нам приходят, не общаются ни с кем и ни к кому не обращаются, а потом звонят нам и с обидой говорят, мол, наши проблемы никому не нужны. А когда мы начинаем спрашивать подробности, то оказывается, многие сидя дома придумывали себе безвыходную ситуацию. А если мы скажем куда идти, посоветуем человека, к которому можно обратиться в той или иной госструктуре, то они пойдут, и что самое удивительное воспримут это как психологическую поддержку.

— Вы работаете с теми женами, мужья которых сейчас в АТО?

— Да. И с теми, у кого травмированы или погибли. Но все эти категории очень разные. И со всеми работать одновременно невозможно. Иногда трудно находится женщине, у которой муж погиб, рядом с той, у которой вернулся здоровым физически. Первая переживает такое горе, из-за которого вторую она будет воспринимать агрессивно. Когда собираются группы, психологи должны смотреть и корректировать. Но все зависит от каждого конкретного случая. Есть женщины, у которых с мужем или сыном все хорошо, он служит в АТО, должен вот-вот вернуться, и она в таком хорошем состоянии, а женщина, у которой погиб муж, начинает выводить ее из него.

— После Майдана и во время АТО насколько больше стало работы у психологов?

— Конечно, больше. Все, что было на Майдане, стало закручиваться на какие-то другие уровни. Если один человек травмирован психологически на войне, то рядом с ним автоматически травмируются еще десять. А теперь представьте, что в зону АТО уже привлечены минимум 200 тысяч людей, то получается, что в помощи фактически нуждается вся страна. Это общеизвестная мировая статистика. Есть и статистика конкретных стран — Израиля, США, Великобритании, что происходит с человеком, когда он попадает в зону военного конфликта, пусть и на своей территории. Есть и статистика, сколько человек не проживает и пяти лет после возвращения с войны. Особенно, если человек туда пошел не один раз, а два-три раза возвращался. Смерть наступает и от болезней, и от несчастных случаев, и от самоубийств. Но об этой статистике лучше молчать.

— Как долго после возращения с войны человек "воюет"?

— Самое страшное, что нельзя сказать, сколько это будет продолжаться. Есть американский психолог Фрэнк Пюселик, который прошел весь Вьетнам, сейчас проводит тренинги, передает живые знания. Он объясняет, что есть часть людей, которые "не возвращаются" с войны. Есть те, у кого начинается улучшение примерно через год. Но надо понимать, что тот, кто побывал на войне, таким как раньше уже никогда не будет. Проблемы останутся. Но это не означает, что человек стал плохим. Это не приговор. Останется усиленное внимание, быстрая реакция, реакция на некоторые звуки. Мы же не знаем точно, что военного травмировало на войне. Если сильно летали мины, то, конечно, от любого резкого звука, он будет вздрагивать.

— Поэтому военный при падении яблока с дерева может прятаться, думая, что граната…

— Да. Но о травмах меньше говорят в СМИ. Люди должны настраиваться на позитив. Также и человеку не надо говорить, все, что с ним происходит. Не потому что вы его обманываете, а потому что такая правда ему ничего не даст. Надо показать, что из сложившейся ситуации есть несколько дверей. Тогда можно достичь важного психологического эффекта. Ясно, что человеку плохо, он и без меня об этом знает, надо показать, каким образом можно выйти из сложной ситуации. А так люди понимают, что происходит в стране, и часто не видят выхода.

— Если человек не будет таким, каким был до войны, то что надо делать в семье, чтобы помочь ему адаптироваться?

— Самое важное — в руках женщины, она должна помогать сама себе. Если у женщины сохранная психика, то она себя держит в руках, себе помогает, тогда и муж быстро и максимально легко начнет возвращаться к нормальной жизни. А емли она о себе забыла, стала стремиться приносить пользу и добро, спасать кого-то, этим она делает в несколько раз хуже. Лучше бы тогда она его вообще не трогала. Еще одна проблема — жены начинают расспрашивать мужей. Он должен сам захотеть открыться. При малейшем крике жена не может впадать в истерику, водить его к врачам. Что-то не понимает — пусть прочитает, позвонит в службу поддержки, все станет на свои места. Теперь вы понимаете, почему мы работаем именно с женами. На тренингах мы объясняем: от того, насколько вы уравновешены, будет спокойнее ваш муж. Иначе будет трудно, а заложниками ситуации будут дети.

— Как объяснить ситуацию детям?

— А им ничего и не нужно объяснять, они все чувствуют. Если они чувствуют, что мама спокойна, а с папой что-то происходит, то дети будут все равно спокойны. Это работает бессознательно.

— Дети же могут раздражать отца?

— Повторю: если мама спокойна, то и ребенок раздражаться не будет. Все идет от матери. Мама — первый человек, которого ребенок воспринимает в этом мире. Она — зеркало мира для ребенка. Мама и ребенок сталкиваются в массе своих реакций. Это миф: ребенок что-то делает, а я тут не при чем. Скажем, до семи лет дети болеют болезнями своих родителей. Все болезни этого возраста — это психосоматические проблемы родителей.

— Используете опыт зарубежных коллег?

— О них можно говорит в общих чертах. Например, нельзя делать резких движений и говорить слишком громко, неожиданно. Бойцы АТО находились долгое время в стрессе, жили в страхе, и когда они чувствуют, что рядом человек, который чувствует страх, они на это реагируют агрессией. Самое страшное для него, когда жена его боится. Во-первых, он чувствует себя не таким, во-вторых, у него будет непредсказуемая автоматическая реакция. Потому что в жизни страх и агрессия вступают в резонанс.

— Как работаете с женщинами, у которых мужья погибли?

— Есть такой термин в психологи "работа горя". Женщина должна отгоревать. На это ей надо дать время. Нельзя женщину, которая потеряла мужа, вытягивать кататься на велосипедах, в веселые путешествия. Она должна это отплакать. Прожить эти эмоции. Много-много раз рассказать о том, как ей больно. Потому что язык — это акт действия. И когда человек проговаривает то, что у него болит, он выпускает это. Если не давать говорить, то будет хуже. Это горе капсулируется. Важно обращаться к психологам, даже если кажется, что проблема очень маленькая. Тогда человек получит конкретный совет. Если есть проблема, то она становится в несколько раз больше, если ее никак не решать. Особенно, если потеряли близкого человека. Иногда можно услышать: все психологи плохие. Но если кто-то из нас не понравился, вы не получили ответ, надо идти к другому.

— Что вы рекомендуете женам, как помочь мужьям пережить страхи войны, некоторые из них видели много раз смерть побратимов?

— О многих вещах муж не будет рассказывать жене. И расспрашивать не надо — не лезть к нему в душу. Он расскажет это человеку где-то на стороне, например, психологу. У мужчины есть достоинство и что бы ни происходило, он хочет быть сильным, и ему надо дать возможность быть сильным. Не рассказывая страшные вещи, он таким образом жену охраняет. Это надо понимать. Она не может ему сказать: пойди к психологу. Он не пойдет. Но если увидит, что она ходит в хорошем настроении, может спросить???

— А если это не жена, а мать?

— Мама тем более не может приставать с расспросами. Если сам рассказывает — выслушивать, ничего не советовать и отпускать. Он рассказывает, потому что доверяет, и не ждет срочного спасения. Это у нас у мам советской закалки очень распространено. Первое правило пребывания с мужчиной, который вернулся из АТО — надо быть рядом. Ему надо на кого-то опереться. Должна быть тихая гавань, где не ждут удара в спину.

— Дети могут помочь выйти из стресса?

— Они помогают своей непосредственностью. Мама не должна учить ребенка, как себя вести с папой, который вернулся с войны. Можно ребенку объяснить, если папа прикрикнул, это не потому что он не любит, а, например, сильно волнуется, ему надо некоторое время побыть одному. Надо растождествлять поступки отца и то, что он любит ребенка. Дети сами все понимают. Потом если отец прикрикнет, то ребенок сам скажет: все ОК, это у него просто такой период.

— Как жене или матери побороть ежеминутный страх того, что может что-то плохое случиться?

— Сама она не сможет побороть такой страх. Надо обращаться к специалисту. Был случай, когда у одной женщины сын должен через пару дней вернуться из зоны АТО, ее трясет, у нее истерика. Сын по несколько раз в день успокаивал маму. Она пришла к нам. Увидела других, тех у кого ребенок погиб или стал инвалидом, поняла что-то для себя.

— К вам приходят женщины, переживши потерю близкого, чтобы помочь другим?

— Да. У одной женщины была личная потеря — умерла дочка. И она пришла помогать другим пережить горе утраты. Это человек, у которого хватило душевных сил поддерживать других, находить силы жить дальше.

— Священники могут заменить психолога?

— Заменить никто никого не может. Только дополнить. Капелланы на войне — это не психологи. Они несут другую миссию. Они символы того, что есть какая-то сила, которая вас охраняет. Многие на войне начинают молиться, потому что начинают верить во что-то большее. А психология — это практические, бытовые рекомендации. Да, священники тоже слушают. Иногда на фронте они исполняют функцию психолога.

— Когда военные поняли, что на фронте, в частях нужны психологи?

— С психологической службой Нацгвардии мы взаимодействуем с ноября прошлого года. Работают в ней офицеры-психологи. Обо всех сказать не могу. Мы работаем с конкретными людьми, которые стараются сделать все возможное. Это они ищут в общественных организациях единомышленников.

— Вам предложили им помогать?

— У нас был случай, когда один командир военской части в Луцке написал нам официальное письмо с просьбой провести работу с женами и матерями военных. И в Луцке девочки собрали двадцать женщин, пригласили троих психологов. Пришел на встречу и представитель Нацгвардии, который тоже отвечал на вопросы.

Теперь мы будем работать и в других воинских частях Украины. Работаем мы бесплатно. Меня иногда спрашивают, зачем мы это делаем, как мы не разочаровались, мол, был Майдан, а после него никаких изменений. Ответ простой: мы и не очаровывались. Было четкое понимание: Майдан — это толчок, за которым годы и десятилетия работы. Система, которая сидела в головах 80 лет и еще 20 лет независимости, так быстро не меняется. Как мне удается работать? Я использую в своей жизни все то, что советую людям. Иначе мне не поверят. Конечно, мы никому ничего не навязываем. Но если обращаются, мы не отпускаем без помощи. Реальная поддержка — не жалеть человека, а давать инструмент, чтобы он сам себе помог.

— Не все готовы в нашей стране идти с проблемами к психологу…

— Вот и мы устраиваем тренинги. Просто общаемся. Тогда люди видят, что психологи обыкновенные специалисты, готовые просто поговорить. Фанатизм — это вытесненные сомнения. Когда я стараюсь кого-то в чем-то убедить, это означает, что я хочу не человеку помочь, а себе. И замещаю помощь себе, помощью кому-то. Таких компенсаторных волонтеров в Украине очень много. Надо сначала посмотреть на себя в зеркало, а потом идти и помогать. Такие волонтеры ищут жертв, а не помогают. Хотят видеть перед собой слабого человека. На наши встречи не приходит туча народа. Нет, на них приходят небольшие группы людей. У Юнга, кажется, в 1943 году, брали интервью и спрашивали, кто победит во Второй мировой войне. И он сказал, что это будет Советский Союз, потому что там сильное христианство. Массовая пропаганда и массовые технологии очень эффективны, но краткосрочны, разрушительны в долгосрочной перспективе. А христианство — это общение, контакт от человека к человеку. И мы видим результат.

— Мы говорим, а меня не покидает ощущение, что даже после окончания войны, вся Украина будет воевать долго…

— Если люди просыпаются и идут выражать свой протест, воевать не будут. До Майдана мало кто верил, что Януковича можно снять. А это произошло. Своим неверием мы программируем себя. Повторяем: "хотел как лучше, получилось как всегда", "снова будет как обычно". А надо не бояться, а брать и делать все собственным руками. Вот посмотреть на волонтеров. Они разные. Но хорошо, что они есть. Если бы не они, армия бы у нас поднялась? Американцы приехали делиться опытом. Сидит американский офицер и говорит: "Я не знаю, что вам советовать, я в шоке, я не был в такой ситуации — в мире не было прецедента, чтобы люди подняли армию". Мы себя недооцениваем. Приезжают люди в Брюссель на конференции, а им там в кулуарах говорят: "вы даже не представляете, что вы делаете — нигде в мире такого нет". А мы тут сидим и прибедняемся, мол, то не так, это не так. Мы не верим в себя. У нас еще тот комплекс "меншовартості". Когда он из нас вылезет?

В случаи возникновения вопросов, можно обратится в информцентр "Жіночої сили України": (093) 461-07-51 (096) 301-25-28 (066) 294-73-01

фото: "Главред"

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред