Дагестан уже в который раз становится очагом турбулентности в РФ. На этот раз причиной стала стрельба в Махачкале и Дербенте 23 июня, в результате которой пострадали 23 человека, по меньшей мере 15 из которых - полицейские.
В интервью Главреду заместитель директора Центра ближневосточных исследований Сергей Данилов рассказал, почему Дагестан стал активнее, чем Чечня, угрожают ли россиянам религиозные протесты на Кавказе и как Путин может использовать стрельбу в свою пользу.
Связана ли, по вашему мнению, текущая ситуация в Дагестане с событиями в "Крокусе", как их пытается связывать российская власть?
Единственная связь между обоими этими событиями - это "украинский след", но не в том смысле, в котором его употребляют в России. Все это - следствие российской агрессии против Украины. Следствием вторжения стало и ослабление работы второй службы ФСБ, которая одновременно занимается террористами и политическими репрессиями, ведь эта служба полностью переключилась на поиск инакомыслящих. А ее ресурсы ограничены - количество оперативных сотрудников не безгранично. Вопрос вторжения также актуализировал вопрос рабочей силы, в результате чего увеличился поток мигрантов из стран Центральной Азии. Начали образовываться замкнутые мужские общины, которые, например, слушали одного проповедника через Instagram или Telegram, поэтому стало больше условий для их радикализации.
Дагестан является одним из выгодополучателей вторжения в Украину, поскольку там мобилизовали достаточно много людей, соответственно, в регион начали поступать средства для беднейших слоев населения, а из-за того, что россияне стали меньше выезжать за границу, туризм в Дагестане начал развиваться (если не ошибаюсь, в прошлом году около 2 миллионов отдыхали, в этом году они рассчитывали на большую цифру). Но несмотря на это, внутренние неравенство и несправедливость оставались, что также было стимулом, чтобы даже состоятельные слои (по крайней мере часть из тех, кто совершил нападения в Дербенте и Махачкале - люди не бедные) толкало к поиску способов преодолеть барьеры, которые перед ними стоят.
Например, в Индии самые низкие касты принимали ислам, поскольку ислам эгалитарный (эгалитаризм - концепция, в основе которой лежит идея, предполагающая создание общества с равными социальными и гражданскими правами всех его членов. - Главред), ведь ты сразу становишься равным среди равных. В Дагестане в некоторых случаях тоже так происходит, когда этническая или социальная несправедливость преодолевается за счет определенной версии ислама, которая позволяет тебе диктовать правила. По крайней мере, мнимо думать, что ты их устанавливаешь сам, а не тебе их навязывают. Поэтому весь этот комплекс проблем привел и к "Крокусу", и к ростовскому СИЗО, и к событиям в Дагестане.
Почему больше всего ситуаций на религиозной почве в последнее время случается именно в Дагестане? Даже если вспомнить предыдущие протесты после объявления так называемой частичной мобилизации в РФ, они тоже начинались в Дагестане. Не перетянул ли на себя этот регион лавры Чечни, с которой прогнозировали начало массовых протестов на Кавказе?
Во-первых, Дагестан - это многонациональная республика. Причем консолидация по национальному признаку играет важную роль в распределении ресурсов. Доходит до смешного - как только какой-то город возглавит, например, аварец, то на следующей переписи населения количество даргинцев будет уменьшаться, а аварцев - увеличиваться. Эта конкуренция часто нездоровая и построена на нечестных правилах, но она существует и, соответственно, создает определенное окно возможностей для людей, чтобы те могли говорить. Но она же создает и ограничения в применении силы.
Во-вторых, Дагестан разделен по религиозному признаку. Господствующим там является суфийский ислам, но несмотря на все усилия ФСБ и центральной власти, достаточно широко в Дагестане представлены салафиты. Это также создает как внутреннее напряжение, так и окно возможностей. То есть люди выступают, как они думают, от имени своей группы, с легитимными требованиями, чего либо совсем нет в других регионах РФ, либо есть в значительно меньшей степени.
Эта групповая солидарность способствует определенному плюрализму (по сравнению со всей Россией - очень ограниченному, но присутствующему), а также точкам напряжения, которые время от времени выливаются в особый запрос к справедливости.
Но не надо преувеличивать факта того, что Дагестан может вспыхнуть - все-таки центральная власть достаточно плотно контролирует ситуацию и говорить, что все произойдет завтра, я бы не стал.
Способна ли текущая ситуация в Дагестане уменьшить этот контроль центральной власти?
Сейчас, вероятно, продолжаются зачистки в солофитских общинах, которых в Дагестане много. Если они будут проходить с чрезмерной жестокостью, то напряжение в регионе усилится.
Ведь теракты не нравятся никому, и определенная общественная поддержка власти в плане того, что терактов не должно быть, у власти есть. Но если для преодоления последствий власть чрезмерно закрутит гайки, то этим она вызовет ответную реакцию, что может запустить определенные общественные протесты против политики России.
Насколько эта ситуация влияет на позиции Путина?
С одной стороны, она выгодна Путину, потому что, повторюсь, люди не очень любят теракты. Независимо от ваших взглядов, вы слышите выстрелы, ваша жена или мать на улице, вы за них переживаете, то есть проецируете ситуацию на свою семью. Поэтому здесь действия силовиков, наоборот, могут встретить поддержку.
С другой стороны, напряжение с мусульманскими мигрантскими ячейками не исчезает. На них начинают давить, держать в нечеловеческих условиях - фактически их репрессируют и заставляют идти на войну против Украины. Такие теракты служат образцом того, что и так можно, и открывают поле для людей с, возможно, небольшой фантазией, но глубоким чувством обиды на несправедливость со стороны власти РФ по отношению к ним. А это может иметь повторение.
Правильно ли я понимаю, что при слишком резкой реакции российских властей ситуация способна перерасти в религиозные протесты внутри РФ?
До этого еще рано, но шанс есть, хотя и не стопроцентный.
Каким образом Путин может использовать ситуацию в Дагестане в свою пользу?
Поиск украинского следа оказался не очень эффективным и, наоборот, дискредитирует власть РФ. Ведь даже Рогозин начинает говорить, мол, не надо приплетать украинцев к внутренним проблемам. Так же, как и российские националисты - они хоть и говорят, что это инспирировано Западом, но по крайней мере не Украиной.
Путин может использовать это для репрессий (хотя, казалось бы, куда дальше), чтобы представлять себя как единственного защитника в ситуации, когда все разваливается. Ведь Путин обещал стабильность, а вместо этого ситуация совсем другая, поэтому ему надо представлять себя как "отца-защитника всех россиян", как человека, который контролирует все. Конечно, россияне будут подавать Путина человеком, который отстаивает межнациональный мир, благосклонным ко всем конфессиям и этническим группам, а также говорить об общем враге - исламских террористах. Такой месседж россияне пытались отправить Западу после "Крокуса", но не сработало. Однако такие попытки не исключены.
Сергей Иванович Данилов - заместитель директора Центра ближневосточных исследований. Научный сотрудник отдела современного Востока Института востоковедения имени А.Ю. Крымского НАН Украины. Соучредитель Украинской миротворческой школы, куратор проектов в Херсонской области. После начала полномасштабного вторжения России в Украину занимается исследованием российской агрессии.