Новая волна полномасштабного наступления России оказалась значительно меньшей, чем ожидалась, ведь противник сосредоточил свои силы на Донбассе. Но и там у России возникают проблемы - в частности, из-за уменьшения количества вооружений, с которыми ВСУ расправляются день за днем.
Теперь, судя по всему, россияне уже не питают иллюзий относительно повторного наступления на Киев и пытаются захватить хоть что-то, чтобы представить это россиянам в качестве великой победы.
В интервью Главреду политический и военный эксперт, бывший командир взвода батальона "Айдар", директор Национального антарктического научного центра Евгений Дикий рассказал о том, почему Россия хочет захватить Бахмут до 24 февраля, как погодные условия влияют на наступление РФ, когда Украина сможет вернуть Крым и Донбасс, и почему РФ старается затянуть войну.
Некоторые эксперты и официальные лица говорят, что фактически российское наступление, о котором много говорили, уже началось. Как бы вы его оценили - насколько сейчас велика вероятность того, что Россия хоть чего-то им достигнет?
Я также отношусь к тому кругу людей, кто уже две-три недели говорит, что хватит ждать наступления, оно уже идет. Если несколько месяцев назад мы ожидали какого-то крупного наступления, обсуждали сценарии того, что россияне попробуют “если надо повторить” поход на Киев, фантастических ударов из Беларуси и отрезания запада Украины от центра, то еще до Нового года стало достаточно очевидным, что этого не будет. Где-то в декабре было понятно, что на это у РФ нет сил и средств. Далее оставался вариант так называемых больших клещей на левом берегу Днепра, то есть удара из Запорожья и степей юга и одновременно с севера, на восток от Харькова. Тогда возникала бы угроза "большого котла", в котором бы оказалась вся наша группировка на Донбассе, и тогда она была бы вынуждена либо воевать в котле, либо отходить на правый берег, из-за чего линия фронта проходила бы по Днепру. Но сейчас совершенно очевидно, что для таких мегаломанских планов у россиян и близко не дотягивает количество и качество нужных сил и средств.
Иначе говоря, концентрация количества россиян на квадратный километр выросла в несколько раз. Но при этом их качество снизилось – сильно выбиты офицерский, сержантский состав. А это существенно, потому что без младшего командирского и сержантского составов нельзя структурировать любое количество мобилизованных в полноценную воинскую часть.
Мобилизованных, ничему не обученных и плохо мотивированных, пруд пруди. И, к сожалению, противник правильно рассчитал, как использовать такое преимущество. Здесь не побегаешь в дальние рейды, но будешь медленно прорывать фронт, словно асфальтным катком, волна за волной посылая на смерть одноразовое “пушечное мясо”. И оказалось, что именно этой, совершенно варварской даже в отношении их личного состава тактике, очень трудно противостоять. Особенно тяжело, когда россиянам удается навязать ближний бой. То есть то, что было в Соледаре и то, что сейчас происходит на окраинах Бахмута, когда бои продолжаются в застройке. Тогда фактически не работает "броня" - ни наша, ни их туда не заезжает, потому что она живет там несколько минут.
Фактически это "стенка на стенку", то есть пехота на пехоту. И в таком случае, к сожалению, их количество при плохом качестве можно компенсировать только нашим же количеством. У них – бешеные потери, у нас – в разы меньше, но просто потому, что мы в обороне. Не потому, что мы лучшие – будем откровенны, наш обычный мобилизированный лучше только в мотивации. Это такой же обычный человек, которого война вырвала из нормальной жизни, и которому уже по ходу пришлось становиться солдатом. Поэтому в этом смысле что украинские мобилизированные, что российские находятся в одинаковых условиях. Конечно, есть разница в мотивации, в общем интеллекте и уровне развития (к счастью, это преимущество в нашу пользу), но все равно с обеих сторон это непрофессионалы против непрофессионалов.
Из этого вытекает, что когда у них огромные потери, даже наши потери в два, три, четыре раза меньше – это все равно огромные. И Соледар, и Бахмут стоили нам очень дорого и стоят до сих пор. Поэтому трудно сказать, что можно противопоставить такому наступлению, когда русские просто не жалеют личного состава.
Чуть лучше с этим наступлением бороться не в застройке – Угледар в этом смысле показал просто замечательный пример, а именно то, что бывает, когда русские пробуют ту же тактику, гнать неподготовленную биомассу, на открытом пространстве. Угледар от Соледара принципиально отличается не только тем, что там отбили атаку РФ, а тем, что ее отбили (это было почти как в тире) практически без потерь с нашей стороны. Такое, к сожалению, не часто бывает, но там мы показали им, что будет.
Россияне, соответственно, будут чем дальше, тем больше пытаться навязать ближний бой и переть волнами. Напряженная ситуация, кроме того, что у всех на устах – возле Бахмута, потому что там угроза полуокружения, на линии Сватово-Кременная. Ключевое слово "полу”, потому что даже если РФ возьмет под контроль обе трассы, то тогда придется оттуда выйти. Это не одно и то же, что прорываться из котла, но тогда придется оттуда выходить из-за нехватки подвоза БК (боекомплекта. - Главред), продуктов, воды, потому что там все привозное. Напомню, что на линии Сватово-Кременная мы сражались почти три месяца, но, к сожалению, не смогли ее проломить, потому что россияне буквально в первые дни наступления навезли от 40 тысяч мобилизованных. Какими бы они ни были плохо подготовленными, но 40 тысяч – это 40 тысяч. Если их закопать в окопы и заставить держать оборону, то прорвать их не так просто.
Мы были очень близки к штурму Кременной, бои уже фактически шли на окраинах города, но сейчас туда перебросили три свежесформированные дивизии. Пока в бою задействована одна из них, две другие стоят в ближнем резерве. Поэтому следует ожидать, что там наступление будет гораздо сильнее, чем сейчас, потому что уже известно, кем именно оно будет осуществляться.
Их программа-минимум – отодвинуть ВСУ от Сватово, снять угрозу штурма города. А программа-максимум – восстановить контроль над железнодорожной станцией “Купянск-Узловой”. Без этой станции логистика российских войск сильно нарушена, а мы ее активно используем, несмотря на близость линии фронта. Пока что я, скорее, оптимист, но угроза там существует абсолютно реальная. И эта угроза усиливается из-за того, что кроме наступления с текущей линии фронта у россиян есть возможность заходить с фланга, с территории РФ. Потому что там еще есть кусок государственной границы, который до этого был “примороженным” фронтом (как, собственно, вся государственная граница Украины с Россией). Потому что на государственной границе с Россией за пределами фронта примерно такая же интенсивность боев, как и на Донбассе в течение предыдущих лет. Поэтому на фоне горячего фронта там, можно сказать, спокойно, но такое “спокойно”, которое мы до этого считали войной – с артиллерийскими дуэлями, борьбой диверсионных групп с обеих сторон. Поэтому даже географически ситуация там достаточно сложная.
Если же смотреть глобально, то я не вижу у россиян таких сил и средств, которыми они могли бы угрожать, например, Харькову. Более того – в пределах Донбасса. Здесь я не могу не согласиться с тезкой, Евгением Пригожиным, который недавно заявил, что если российские войска дальше пойдут так же, как в Соледаре и Бахмуте, то на взятие агломерации Константиновка-Краматорск-Славянск им понадобится 1,5 года. То есть даже для выхода на административные границы Донецкой области, по его оптимистическому прогнозу, нужно именно столько времени. От себя прокомментирую: кто им те 1,5 года даст?! Это не значит, что в ближайшие недели будет легко – наоборот, будет тяжело, и будет становиться тяжелее.
Россияне сейчас бросили последний ресурс, который у них есть. У них есть проблемы с бронетехникой – мы палим ее быстрее, чем они успевают ее ремонтировать. Есть проблемы и с БК. С одной стороны, нам бы такие проблемы, потому что у РФ до сих пор значительное преимущество в артиллерии по сравнению с нами. Но по сравнению с тем, что было у РФ летом, когда они выносили Донбасс огненным валом, сейчас у них введен режим жесткой экономии и россияне выстреливают в пять раз меньше. Совершенно очевидно, что дальше будет меньше и меньше, потому что пока запасы РФ не пополняются.
В большой временной перспективе россияне могут перезапустить свой оборонпром, из-за чего ситуация может ухудшиться. Сейчас он парализован санкциями, но не мертв, и поэтому россияне думают, что с этим делать. В течение ближайших двух месяцев они ничего не найдут – для его перезапуска им нужны полгода-год.
Поэтому пока мы имеем окно возможностей. У них с каждым днем меньше “брони”, меньше снарядов, и именно поэтому они используют мобилизованных – то, чего у них в избытке. И в течение ближайших недель РФ будет абсолютно не считая, будет досыпать мобилизированных и пытаться по максимуму отжать то, что ей удастся, именно тактикой волн “зомбаков”, как говорили ребята в Соледаре.
Евгений, хотела бы уточнить. Если говорить об этой волне наступления, есть ли у нее, условно говоря, дедлайн – как долго она может продолжаться, и есть ли у РФ период, в течение которого она должна чего-то достичь?
Я думаю, у них все измеряется не так временем, как количеством людей. То есть тем количеством потерь, которые мы должны им нанести, после чего их новые части станут окончательно небоеспособными.
К сожалению, мы кое в чем просчитались. Как россияне неверно оценили нас, когда планировали историю со “спецоперацией” – они до известной степени накладывали на нас свои кальки, то есть то, как бы они повели себя в похожей ситуации. Оказалось, что мы сильно другие. А потом мы совершили похожую ошибку – мы искренне считали, что в случае начала мобилизации и потока “цинков”, в России что-то всколыхнется. А оказалось – нет, потому что, во-первых, не та уже Россия, не всколыхнется: все-таки десятилетия пропаганды дают о себе знать. Во-вторых, они сделали одну очень мудрую вещь (к сожалению, для нас), когда начинали мобилизацию и не стали закрывать границу. Этим они дали бежать из страны всему тому, что потенциально могло бы протестовать. Они посчитали, что при 140 миллионах населения даже побег 10 миллионов не так страшен, потому что все, кто останутся, будут абсолютно покорными и контролируемыми. Поэтому у них сейчас фактически имеется неограниченный ресурс новой биомассы.
Поэтому вариант того, когда уйдут тысячи "цинков", и мамки выйдут на улицы, не сработал. Уже ушли сотни "цинков", да никто никуда не выходит, и теперь надо исходить из того, что и не выйдет. Соответственно, остается другой лимит – то количество "цинков", из-за которого их части на фронте полностью теряют боеспособность. А это, к сожалению, много.
Вы сказали, что у нас есть окно возможностей. О каком промежутке времени идет речь?
Масштаб – в месяцах. Ибо от полугода и далее время начнет работать больше на них, чем на нас. В настоящее время оно работает в обе стороны – и Россия, и Украина решают какие-то свои проблемы, которые требуют времени. Мы проводим мобилизацию, которую, к сожалению, не начали одновременно с ними. Хотя надо было – когда русские перешли этот барьер, решили, что пойдут на всеобщую мобилизацию, было очевидно, что в тот момент нужно было начинать следующую волну мобилизации и нам, дополнительную к весенней. Почему-то с этим тянули до января, поэтому теперь это делается довольно криво и мы наверстываем время. Как бы плохо и неуклюже это ни делали, но сам факт того, что мобилизация нужна, надо всем осознать, потому что без этого нам этой войны точно не выиграть.
То есть мы должны мобилизовать еще людей и буквально вытрясти из наших западных союзников необходимое нам “железо”, а это требует определенного времени. У русских так же – во время мобилизации они пока что выжали, что могли, и сейчас их не лимитирует запас людей в тылу, а то, сколько людей они могут одеть, вооружить и как-то привезти на фронт. И с этим они свой лимит пока исчерпали. Через некоторое время они смогут еще, но их лимитирует то, что не работает оборонпром, и практически не возобновляются запасы техники и БК.
Поэтому они ищут пути, что с этим делать. Подходов два. Возможно, вы обратили внимание на новость о возобновлении выпуска ГАЗовского автомобильного двигателя 1963 года. Это – "шедевр советского автопрома", абсолютно древний и устаревший, который декалитрами жрет бензин, но как-то ездит. То есть первый вариант россиян – обновлять технологии 1960–1970-х годов XX века, последнего периода, когда советский оборонпром действительно был импортозамещенным и работал в полностью замкнутом цикле. Второй вариант – изучать опыт Ирана, который 40 лет находится под санкциями, научился сверлить дыры в санкционном режиме и через третьи-пятые руки покупать хотя бы гражданские заменители необходимых военных компонентов и строить на них работу оборонпрома. В течение года россияне, думаю, этому научатся, но пока российский оборонпром мертв и даже в их бездонном запасе снарядов дно проглянуло (судя по режиму экономии), и нам нужно в это окно по максимуму успеть.
Много разговоров сейчас вокруг 24 февраля – годовщины полномасштабного вторжения. Есть ли у России определенные цели, например, захватить какой-то город, чтобы показательно отчитаться, что они, мол, что-то могут…
Я думаю, план минимум для них – Бахмут. Россиянам очень хочется его взять, потому что это будет первый крупный город (в Соледаре, при всем к нему уважении, население до войны составляло 13 тысяч, то есть это все-таки городок), взятый русскими после Лисичанска. Лисичанск они взяли на первой неделе июля, и уже более полугода ничего большого не брали. Поэтому им очень важно показать своему электорату, что “не все так однозначно”. Скажут, что, мол, они отступили немного на Харьковщине (но ничего, что это половина Харьковской области), немного на Херсонщине (и это тоже вся правобережная Херсонщина, включая областной центр), но зато Бахмут взяли. Соответственно, это что-то вроде маятника: то мы, то они, война как война. Россиянам очень надо это показать.
А вообще я бы не переоценивал любовь россиян к датам. Почему-то у нас является общепризнанным тезис о том, что они очень любят исторические даты, и поэтому к годовщине обязательно что-то будет. Насколько я помню, сколько было разных исторических дат в течение прошлого года, когда от них чего-то ждали. Но единственная явная привязка к дате была тогда, когда россияне пытались испортить нам новогоднюю ночь. При том, что каждый раз прогнозы не сбывались, после этого все равно начиналась новая волна разговоров о том, что россияне так любят даты. Но не настолько они их любят, чтобы быть столь предсказуемыми.
Вы сказали, что у России есть бесконечный ресурс живой силы. Если говорить о возможностях наступления с севера, есть ли у РФ такая перспектива при определенных условиях?
Не раньше осени. В теории к осени россияне могут собрать там достаточное количество сил и средств. Но это – в теории. Потому что откуда им взять людей я вижу, но откуда брать командный состав для этих людей, от сержантов и выше, уже не вижу, потому что они и так все задействованы. Где им взять достаточное количество техники для наступления еще и оттуда, по крайней мере пока, тоже не вижу, при том, что половина танкового парка РФ уже сожжена. Белорусы отдали им все до последней машинки, но там и так было немного, на одну дивизию максимум. Поэтому есть вопрос, почему россияне сейчас этого не собирают – то ли чего-то выжидают, то ли потому, что пока объективно неспособны.
Встречный вопрос насчет юга. Вы в начале сказали, что у русских была идея пойти в наступление с двух сторон – с Харьковщины и со стороны Днепра-Запорожья. На южном направлении россияне способны что-то сделать вроде того, что они сейчас делают на Донбассе? Есть ли у них такие возможности?
Помните, две-три недели назад русские проводили там разведку боем. Они пытались прощупать, насколько там крепка наша оборона, судя по всему, получили для себя негативный результат. И поэтому то, что мы видим в течение последнего времени (а у них там много сил и средств, но они сосредоточены на строительстве нескольких линий обороны), в частности, вокруг Мелитополя они окапываются, и крайний раз такие окопы русские рыли вокруг Херсона. Разница для нас принципиальная, потому что Херсон можно было отрезать по четырем мостам, и их окапывание оказалось ненужным. А, между прочим, их трехлинейную линию обороны мы тогда так и не прорвали – тогда мы выдавили их другим способом, прервав им логистику. Насколько реально прорвать логистику для Мелитополя и Бердянска – большой вопрос. А россияне сейчас окапываются возле Мелитополя и Бердянска именно для очень серьезных оборонительных боев, как это было на Херсонщине. На Запорожье надо наступать через голые поля, поэтому события под Угледаром должны были им показать, что это неблагодарное дело.
Соответственно, о возврате Мариуполя в ближайшей перспективе пока говорить не приходится, несмотря на то, что россияне готовятся там к обороне?
Мы с вами начали с того, что сейчас происходит российское наступление. Давайте сначала отобьем его, а потом будем говорить о перспективах освобождения какого-то города. Пока что мы поменялись ролями – россияне начали довольно крупное наступление, пытаются проявить инициативу. Поэтому увидим, что у них из этого получится, а дальше уже будет наш ход.
Очевидно, что Украина сейчас накапливает силы, и технически, и набирая живую силу. Когда, на ваш взгляд, можно будет говорить об украинском контрнаступлении? Конечно, не до даты, но хотя бы в обозримой перспективе.
До даты я не уверен, что это даже Генштаб знает, когда мы точно будем способны. А если бы знал, то не говорил бы (и это правильно), но в реальности даже Генштаб не знает. Потому что это зависит и от наших действий, то есть от того, как мы формируем новые бригады, и от действий союзников, а именно от того, как они везут нам “железо”, ведь мы не всегда можем на это повлиять. Опять таки, это зависит и от действий противника, а также есть погодные факторы. То есть существует четыре переменные, из которых лишь одна полностью контролируется нами – то, как мы проводим мобилизацию. Три остальные полностью нами не контролируются, поэтому никто здесь не может сказать точно. Но хочется быть оптимистом, и я очень надеюсь, что уже в мае-июне мы с ними снова поменяемся ролями.
Вы, кстати, сказали насчет погодных условий, поэтому я хотела уточнить. В прошлом году россияне пошли в наступление тогда, когда были морозы и промерзла земля. Сейчас зима теплая, и весна скоро, поэтому как может действовать РФ в течение этого периода, и привязана ли она к погодным условиям?
Меньше, чем мы. Дело в том, что при такой тактике медленного продавливания фронта (100 метров за день, километр за неделю), особенно во время ближнего боя биомассу можно гнать и по болоту. А ведь нам бы хотелось другого – классических прорывов вражеского фронта бронетехникой, глубокие рейды в тыл врага. И здесь состояние грунта весит гораздо больше, потому что вопрос в том, где проезжает бронетехника. Потому что если танк увязает – это уже серьезная проблема. В общем какие-то существенные продвижения возможны лишь после весны, когда все высохнет.
Как вы относитесь к прогнозам по освобождению Крыма в этом году? Может ли крымская операция вообще в этом году начаться?
Я бы особо не разделял освобождение юга Запорожья и крымскую операцию. Потому что я не вижу никакой причины, почему бы не зайти сразу в Крым, как только мы освобождаем Мелитополь. То есть с момента, когда мы возвращаем левобережную Херсонщины и юг Запорожья, нас ничего не будет сдерживать на крымском направлении. Скажу больше – нам с военной точки зрения будет проще взять Крым, чем Донбасс. Просто из-за того, что Крым – это полуостров, который был связан с Россией одним, и так уже частично сломанным, мостом. А Донбасс – это широченный фронт, где сзади широченный русский тыл с возможностью подвоза всего в любой момент и в любую точку. Да и крымские степи – это одна история, а плотно застроенная городская и промышленная агломерация Донбасса – совсем другая.
Поэтому Крым с военной точки зрения более простая цель после того, как мы прорвемся на оперативный простор причерноморских степей. А вот когда это произойдет, я не буду прогнозировать. Есть надежды, что это будет, например, в мае-июне, но надежды и прогнозы в данном случае – большая разница, потому что для прогнозов нет достаточной информации.
Если говорить о Донбассе, как долго по времени может растянуться процесс деоккупации Луганщины и Донетчины, до выхода на границы 1991 года?
У меня есть определенные надежды на то, что когда мы зайдем в Крым, это будет тем психологическим сигналом, после которого русская армия просто посыплется. Потому что когда мы будем брать Севастополь, большой вопрос, будут ли держаться россияне за Донбасс. Потому что если считать, что они спокойно проглотят освобождение Украиной Крыма и дальше, стиснув зубы, будут держать оборону каждого куска оккупированных территорий Донбасса, тогда достаточно быстро можно будет освободить то, что было свободным до прошлого года – лесостепную часть Луганщины. А вот когда упремся в Северский Донец, и, соответственно, плотную городскую агломерацию, то если у русских будет достаточно духу это держать, это можно делать очень долго. Собственно, как мы показали за этот год, потому что когда есть дух, каждый город можно держать месяцами и медленно из них отступать.
Не дай Бог, россияне покажут себя так же, но у меня есть большая надежда, что этого не будет.
Мотивация оккупанта и защитника своей земли – это разное, и у них много держится на мифе о “великой России”, а с нашим заходом в Крым этот миф трещит.
Тогда у российских солдат может быть сильная деморализация. Конечно, остаются корпуса так называемых ЛНР и ДНР, которые как раз очень мотивированы – они уже показали это в этой войне. Потому что они прекрасно понимают, что в случае проигрыша в России будут никому не нужными, только пока они здесь. И если вспомнить особенности харьковского наступления, то остановилось оно на три недели именно в Лимане. В Изюме, Купянске посыпались именно регулярные войска, а удержали его “ЛНРовцы”. Это – очень показательный кейс, потому что они понимают, для нас они не военнопленные, а предатели и уголовники, а в России нужны, пока воюют на нашей территории. Но их уже осталось не так много – они несут огромные потери, а ресурса для добора практически нет, потому что россияне мобилизовали там все, что двигалось.
Поэтому я надеюсь, что именно они не станут особой проблемой. А вот как себя покажет российская регулярная армия после деоккупации Крыма – увидим. Именно потому, что я не считаю себя военным экспертом, я не буду утверждать, что после того, как мы преодолеем Перекоп, то с этого момента, за две-три недели... Как говорил слепой – увидим. Но определенные надежды есть.
По вашим ощущениям, насколько вообще может растянуться эта война? Говорят разное – кто-то говорит, что на два года, кто-то на десять или вообще, пока у России есть ресурсы, они будут лезть сюда постоянно…
Давайте вынесем за скобки вопрос о “лезть постоянно”. То есть то, что будет после нынешней войны в узком смысле этого слова. Что касается именно этой войны, то здесь, к сожалению, есть разные сценарии. Начнем с того, который не состоялся, но мы его активно обсуждали и возникает логичный вопрос – а что пошло не так? Это сценарий, по которому вся война могла бы уже или закончиться, или быть очень близкой к завершению. Прогнозов о том, что весной мы заходим в Крым, было немало. На самом деле это не были нереалистичные сценарии, но они базировались на том, что нам гораздо быстрее предоставят тяжелое вооружение.
К сожалению, русским на западном фронте удалось то, чего не удалось на восточном. Потому что они смогли настолько сильно раскрутить в западном обществе тезис об эскалации конфликта, и тем самым на месяцы оттянуть поставки нам тяжелого вооружения. Грубо говоря, если бы январский Рамштайн произошел в июне, сейчас война была бы в совершенно другой фазе. Принципиальным было успеть разбить контингент РФ до того, как сработает механизм большой мобилизации. Эта возможность уже потеряна – западные союзники своей “неэскалацией” дали россиянам время на мобилизацию. Поэтому теперь мы живем в новой реальности, в которой перспектива завершения войны в течение этого года еще остается, но в значительной степени зависит от темпов поставок вооружения. Если будет прорыв в снабжении (не тот, что уже произошел, потому что нам нужно в два, три, а то и четыре раза больше того, что уже анонсировано), то есть шанс завершить войну в этом году.
Для нас это критически важно, и россияне, к сожалению, тоже это понимают. Поэтому теперь они совершенно сознательно будут делать ставку на затягивание конфликта. Они понимают, что быстрая победа им уже не светит, и видят свой шанс на победу в затяжной войне на истощение ресурса. Поэтому теперь РФ прорабатывает сценарий двух-трехлетней войны. Потому что тогда время действительно начнет работать на них и благодаря перезапуску оборонпрома, и благодаря такому явлению, как усталость Запада от войны в Украине. И не дай бог дотянуть ее до американских выборов, когда появляется шанс на переизбрание Трампа (потому что россияне как раз очень на это надеются, это одна из реперных точек, до которой они планируют дотянуть). Но Трамп если и придет, то только в конце 2024 года, а что будет с американским оборонным бюджетом на 2024 год мы не знаем, у нас есть гарантии лишь на 2023 год. Поэтому насколько мы заинтересованы быстрее одержать победу, ровно настолько россияне заинтересованы в затягивании войны. А дальше увидим, у кого лучше получится.
Если у России начнутся проигрыши, может ли это запустить определенные процессы внутри РФ?
Поскольку сама по себе война не стала активно непопулярной (но она не является и популярной, это не 2014 год с Крымом), это не может вызвать антивоенное движение. На эту войну идут мрачно, невесело, но принимают 100 граммов для храбрости и уходят. Повторюсь, наш расчет на то, что определенное количество цинковых гробов что-то сдвинет, не сработал. Так что теперь триггером, который может хоть что-то в РФ сдвинуть, могут быть болезненные военные поражения. Это уже не механизм афганской или чеченской войн, которые были проиграны в значительной степени потому, что общество устало получать “цинки”. Здесь уже действует механизм Крымской или русско-японской войн, когда явное поражение на фронте запускает вопросы о том, что пошло не так и почему Россией плохо управляют.
Соответственно, и процессы внутри России будут определяться тем, как разиваются события на фронте.
Условно говоря, заход в Крым будет таким процессом?
Да, это будет триггер, который может привести к серьезным последствиям. Не так к массовому восстанию, как к перевороту в Кремле.
Но не до распада России?
Распад России в любом случае будет не началом процесса. Он может произойти, но только после периода борьбы за власть. Сперва во всей России, а вот уже в процессе этого может оказаться много недовольных тем, что не отхватили себе власть во всей РФ, и взамен будут брать в свои руки власть в каком-то из ее кусков. Определенная подготовка к этому уже идет. Я не хотел бы переоценивать эти процессы, потому что у нас было много чрезмерного оптимизма по этому поводу, который я не разделяю. Но такие моменты есть – в частности, уже два национальных батальона из Тувы и Татарстана отказались воевать и вернулись домой. Оба устроили бунт, и их не то что кувалдами не побили, а просто молча вернули домой. То, что в Дагестане даже не стали проводить мобилизации – из той же серии, ведь это была единственная республика, где начался мощный процесс сопротивления. Поэтому на национальных окраинах две извилины уже начали понемногу шевелиться.
Другой признак предстоящей великой смуты – это марш-парад частных военных кампаний. То есть все, кто имеют серьезный материальный ресурс, сейчас создают свои ЧВК. И совершенно очевидно, что это делают не для войны в Украине, а для будущей войны за Россию после Путина. То есть в России к смуте потихоньку готовятся, но она, к сожалению, не начнется, пока мы не разобьем их здесь. Последовательность именно такая, а не обратная, как бы нам этого ни хотелось.