Санкции не работают, в таком масштабе Россия может воевать вечно - экономист Некрасов

Российская экономика с течением войны в Украине сталкивается с большими финансовыми трудностями. В интервью Главреду эксперт Европейского центра анализа и стратегий Дмитрий Некрасов рассказал, как долго Россия может продолжать войну в Украине, почему санкции США и ЕС не станут разрушающими для российской экономики, и что на самом деле способно привести экономику страны-агрессора к упадку.

Недавно глава российской делегации в Стамбуле Владимир Мединский заявлял, что Россия якобы может воевать "вечно". Как бы вы оценили состояние российской экономики на четвертом году полномасштабной войны в Украине? Достаточно ли у России ресурса для ведения столь длительной войны?

В этом смысле я соглашусь с Мединским. Нужно понимать, что военные расходы России сейчас составляют примерно 7–8% ВВП. Это сопоставимо, например, с уровнем военных расходов США во время Холодной войны — тогда у США было около 6–7% ВВП. Это в три-четыре раза меньше, чем тратил Советский Союз за 40 лет.

Или, скажем, Израиль, который в течение 30 лет имел военные расходы на уровне 19% ВВП — и как-то жил спокойно.

В мировой экономической истории XX века есть больше десяти стран, которые больше 10 лет поддерживали военные расходы значительно больше российских. Но лучше поговорим о том, что сейчас происходит с российской экономикой. Здесь нужно начать немного издалека, и сначала сделать обзор того, что происходило раньше.

В некотором смысле положение российской экономики на момент начала полномасштабной войны Россия было уникальным как следствие долгосрочных решений правительства Путина, которое постоянно копило деньги.

Россия была страной с так называемым двойным профицитом — и бюджетным, и внешнеторговым. Если взять 22 года правления Путина до начала войны, то в среднем за этот период развитые страны имели дефицит бюджета около 3,5% ВВП. Россия же была единственной крупной экономикой, которая в течение этих лет демонстрировала профицит бюджета в среднем около 1% ВВП.

Соответственно, с ростом военных расходов — примерно на 3% ВВП по сравнению с довоенным уровнем — Россия просто увеличила расходы на эту сумму, даже без повышения налогов и других серьезных изменений в фискальной политике. В итоге российский бюджет оказался с дефицитом, который меньше, чем средний дефицит в развитых странах на сегодняшний день. Грубо говоря, даже в прошлом году дефицит бюджета в России составил менее 2% ВВП — при том, что в США, Франции он превышал 6%, а в среднем по странам ОЭСР — порядка 4–4,5%.

Другая, не менее важная составляющая — Россия была страной с очень высоким положительным сальдо внешней торговли. Это, на самом деле, совершенно нетипичная ситуация. Конечно, можно рассматривать это в конспирологическом ключе — мол, все это время Путин готовился к войне. Я лично так не считаю, но, тем не менее, это можно и так рассматривать. Но больших экономик, которые на протяжении 20 лет стабильно имели столь значительный внешнеторговый профицит, нет.

Чтобы наглядно объяснить, что происходило, представим себе Россию в виде домохозяйства. Допустим, эта семья ежемесячно зарабатывала 100 рублей. Из них 9 ежемесячно относила в западный банк, а на 91 жила. Но тут глава семьи сошел с ума, устроил войну. Соответственно, начал тратить на нее 3 дополнительных рубля, 2 – потерял из-за санкций. Но поскольку западные банки перестали принимать его 9 рублей, то по совокупности, несмотря на увеличение расходов, на жизнь стало хватать больше. Вот простой пример того, как работает положительное сальдо внешней торговли: это когда экспорт превышает импорт.

Соответственно, Россия начала меньше экспортировать стали, и часть валютной выручки переводить в металлы. Того, что не хватает, стали закупать больше, производить меньше гражданских товаров, больше военных. И это было на что закупать. Если бы в аналогичных условиях в войну вступила, скажем, Турция или Бразилия — да почти любая развивающаяся страна — она бы очень быстро скатилась в глубокую девальвацию и другие экономические кризисы.

Ключевым фактором устойчивости России стал огромный запас внешней торговли. В момент начала войны положительное сальдо внешней торговли составляло около 9% ВВП. А расходы, связанные с войной, даже при самых щедрых подсчетах, выросли примерно на 3–4% ВВП. Иными словами, этот резерв позволил покрыть большую часть новых затрат.

Не стоит забывать и о некоторых ошибках санкционной политики. Я ни в коем случае не говорю, что все санкции неэффективны — многие из них оказались действенными, но ряд ограничений стал, по сути, подарком Путину. Самый яркий пример — санкции против российских олигархов и частных капиталов за рубежом. Эти меры фактически заперли российский капитал внутри страны.

Таким образом, 2022 год стал временем масштабной перестройки экономики под новые реалии. А 2023 и первая половина 2024 года принесли России настоящий экономический бум — сравнимый, пожалуй, только с докризисным 2007 годом.

Произошел взрывной рост спроса: государство, которое до этого копило, внезапно стало тратить. Положительное внешнеторговое сальдо, которое до этого было сумасшедшим, теперь оседало внутри страны. Это позволило не только нарастить военные расходы, но и повысить реальные располагаемые доходы населения. С поправкой на инфляцию, в 2024 году они выросли примерно на 8–9% с (до инфляции рост номинальных доходов был на уровне 19%).

Инвестиции также резко выросли — 2023 год стал пиковым по объему инвестиций. Пока в экономике оставались свободные производственные мощности, рост был устойчивым, все "бумировало". Этот рост закончился летом 2024 года, но важно понимать его масштаб. Например, если сравнивать 2023 год со средними показателями за 10 лет до войны, то было построено на 30 с лишним процентов больше дорог и жилья — также более чем на 30% больше, чем в среднем за предшествующее десятилетие.

Это касается любых инфраструктурных проектов, причем я сейчас не говорю про оккупированные украинские территории или военное строительство —это в основном гражданское строительство внутри страны. Самый вопиющий пример, совершенно выходящий за рамки добра и зла, — это Московское метро. В 2023 году было введено в эксплуатацию 14 подземных станций и около 70 наземных.

То есть по длине линий, введенных за один год, это больше, чем вся длина Киевского метрополитена. А если сравнивать, скажем, с Берлином — подземную часть с U-Bahn, а наземную с S-Bahn, — то за один год ввели столько, сколько составляет 25% берлинского U-Bahn и почти 50% S-Bahn.

И это все происходило, пока в экономике еще были свободные мощности. Потому что экономика может расти за счет двух факторов: либо за счет роста производительности труда — то есть повышения эффективности производства, — либо за счет вовлечения ранее незадействованных ресурсов. Первый фактор — рост производительности — не наблюдался. В 2022 году производительность труда, наоборот, упала — в первую очередь из-за санкций, перестройки логистики, замены западных комплектующих на восточные и так далее. А в 2023–2024 годах она лишь вернулась на уровень до падения — по сути, не изменилась.

Другим фактором роста экономики может быть вовлечение ресурсов, незадействованных до начала войны: рабочей силы, производственных мощностей. К лету 2024 года безработица опускалась до 2,3%. Это ненормально — для устойчивой экономики уровень безработицы ниже 5% считается уже тревожным сигналом. Загруженность производственных мощностей в некоторые месяцы превышала 80%, что для постсоветской экономики, где нормой считается диапазон в 60–65%, а больше 70% — уже перегруз.

Смотрите видео интервью Дмитрия Некрасова Главреду о состоянии российской экономики:

Кроме того, рабочая сила выросла примерно на 2 миллиона человек с учетом того, что кто-то эмигрировал, кого-то призвали в армию. И это при в общем-то плохой демографии. Это значит, что почти никто не уходил на пенсию, многие пенсионеры вернулись к работе, безработные начали работать, сократилась частичная занятость. В целом увеличилась средняя продолжительность рабочего года — примерно на 60 часов.

Таким образом, все ресурсы, которые не были задействованы до начала войны, оказались полностью использованы. Дальнейший рост экономики кроме как за счет роста производительности труда уже невозможен. Рост производительности ждать неоткуда, потому что в условиях санкций, давления со стороны Запада и технологической изоляции на него рассчитывать сложно.

И начиная с лета 2024 года весь этот экономический "праздник жизни" закончился. Мы наблюдаем инновационную, но околонулевую динамику экономики, у которой, по сути, нет потенциала для роста — по описанным выше причинам, — но и падать невозможно, потому что государство заливает все деньгами и формирует дополнительный спрос.

За время войны экономика РФ пережила две структурные перестройки. Первая — это сокращение чистого экспорта на фоне параллельного увеличения государственных расходов.

Если рассматривать ситуацию на начало 2024 года, то совокупное число занятых в военно-промышленном комплексе, в армии, в логистике, в военной медицине и смежных секторах — около 5 миллионов человек. Это если считать в максимально расширенном виде.

При этом в строительстве занято 6,7 миллиона человек, а если учитывать еще производство стройматериалов и смежные отрасли — более 8 миллионов. Потому что действительно строили как не в себя — строительный бум, которого не наблюдалось, пожалуй, никогда за всю историю страны.

Для понимания масштабов: затраты металла на строительство в 20 раз превышают затраты металла на нужды ВПК. Если бы кому-то, вроде Шпеера (военного министра Третьего рейха), рассказать, что такое возможно в воюющей стране — он бы не поверил. Это ненормально. И при этом — все ресурсы заняты, инфляция разгоняется из-за дефицита рабочей силы, а мощности загружены.

Поэтому вторая структурная перестройка, начавшаяся в 2024 году, — это уже скорее целенаправленное, осознанное решение правительства. Речь идет о повышении ключевой ставки и ужесточении денежно-кредитной политики. Это решение в первую очередь тормозит инвестиции и строительный сектор. И это делается, в том числе, через побочные негативные эффекты — вроде грядущего банкротства застройщиков. Пока это не приобрело массовый характер, но начнется, уверяю вас.

И банкротства грядут, потому что при текущей ставке удерживать ситуацию очень трудно. В результате происходит следующее: люди впервые за долгое время начали не брать, а наоборот — возвращать потребительские кредиты. Резко сократилась выдача ипотеки — примерно вдвое, просели автокредиты. Депозиты населения стали стремительно расти — например, только за четвертый квартал прошлого года они выросли на 10% в реальном выражении.

То есть население стало массово сберегать. Инвестиции сокращаются, потребление начинает снижаться. Хотя доходы населения пока еще растут, потребительская активность уже пошла вниз.

И вот сейчас происходит перераспределение: потребительские и инвестиционные расходы перераспределяются на государственные закупки. Это и есть текущий структурный поворот. В общем-то, для любой воюющей страны это нормально. Если изучать экономику стран, находящихся в состоянии войны, то они с этого и начинали. Как правило, у таких стран нет избыточных ресурсов, и с самого начала войны происходит сокращение потребительских расходов и гражданских инвестиций.

Тот факт, что в России этого не произошло в первые два с половиной года войны, а было наоборот, объясняется исключительно теми особенностями, о которых я говорил в начале: крупными бюджетными резервами и положительным сальдо внешней торговли.

Примерно с лета 2024 года, начался тот процесс, который в нормальной войне обычно стартует почти сразу: когда увеличение государственных и военных расходов происходит уже не за счет сокращения чистого экспорта и сальдо чистой торговли, а за счет снижения потребления населения и сокращения частных инвестиций. И этот процесс будет продолжаться – тут есть огромный запас и еще много можно взять, это только начало пути. При этом уровень государственного долга по-прежнему очень низкий — порядка 15–17% ВВП. В ближайшие несколько лет Россия может спокойно занимать деньги, которые население и бизнес приносят в банки. Причем приносят не только в виде депозитов, но и за счет погашения старых кредитов.

То есть кредитно-депозитный баланс в банковской системе меняется. Возникает профицит ликвидности, который можно направить, например, на покупку государственных облигаций. А государство, в свою очередь, предъявляет спрос — в том числе и на рабочую силу, и на продукцию ВПК.

Примерно так и выглядит текущая экономическая эволюция. И это при том, что сама война, если оценивать ее масштабы, все еще относительно небольшая. Для сравнения: в Германии 1944 года военные расходы составляли около 60% ВВП. В Великобритании и США в 1944–1945 годах — около 50%. В целом, в обеих мировых войнах все основные участники подбирались к уровню 40% ВВП, уходившего на военные нужды.

И даже если мы берем арабо-израильские войны и прочие конфликты, там военные расходы всегда составляли более 10% ВВП. Или, например, США во время Корейской войны — свыше 10%, доходило до 15% ВВП. То есть военные расходы на уровне 7–8% ВВП — это, в общем-то, не что-то неподъемное.

Это я, скажем так, коротко описал, что происходило, потому что очень часто, как российские оппозиционные, так и украинские паблики имеют весьма привратное представление о происходящем. Мы слишком часто занимаемся "Wishful thinking" — представляем себе вещи не такими, какие они есть, а такими, какими нам хотелось бы, чтобы они были. А я просто попытался описать то, что реально происходит, и какие у этого процесса есть перспективы.

Если сравнивать с тем, как вели себя экономики стран, воевавших в прошлом, то можно вспомнить, например, Третий Рейх. Он умудрялся до конца 1942 года — то есть фактически до краха Сталинградской битвы поддерживать относительную монетарную стабильность, привлекая деньги населения в банковскую систему с помощью высоких ставок по депозитам, используя и заимствуя их при феерическом дефиците бюджета.

Этот процесс может быть довольно длительным. Германия, например, выдерживала эту линию с 1939 по 1942 год. Россия в этом смысле вступила на подобный путь лишь в последнем квартале 2024 года, и теперь, скорее всего, мы будем наблюдать аналогичную историю: доходы населения будут стагнировать или расти очень умеренно, потребительские расходы продолжат снижаться, а ресурсы будут перераспределяться в пользу государственных расходов, даже при условии роста военных расходов.

Каков у РФ запас, пока ей можно будет перевкладывать эти деньги?

Если мы предполагаем, что военные расходы останутся на текущем уровне, то этот запас, по сути, бесконечен. Абсолютно бесконечен. Если мы предполагаем, что военные расходы вырастут, скажем, в три раза, тогда можно будет говорить о 5, 10, 15 годах.

Какой запас прочности у экономики, к примеру США или Турции, которые имеют гораздо больший дефицит бюджета, чем у нынешней России, и в несколько раз больший по отношению к ВВП государственный долг? Хорошо, США — это развитая экономика, у нее другие принципы. Но можно подобрать несколько десятков сопоставимых по уровню развития стран — Бразилия, Мексика и прочие — которые при том же уровне развития имеют сегодня и более высокий дефицит бюджета, и более высокий госдолг, чем Россия. Сколько они могут так протянуть? Этот вопрос абсолютно одинаков.

Мы знаем, что такие уровни военных расходов поддерживались десятилетиями, и военные расходы менее 10% ВВП нигде и никогда не становились угрозой для экономики. Наоборот, при этом их экономика росла. Израиль, к примеру, тратил 19% ВВП на оборону в течение 30 лет — и при этом имел средний рост экономики на уровне 4% в год. То есть такие военные расходы не только не являются угрозой для экономики, они не являются препятствием для быстрого экономического развития. Это не случай России по другим причинам, не связанным с размером военных расходов. Однако сами по себе расходы в текущих объемах — точно не ведут к катастрофе. Но это точно никуда не ведет. А государственные финансы стран большой двадцатки находятся на одном из лучших уровней как раз в силу тех особенностей, политики Путина по погашению всех довоенных долгов, созданию кучи фондов и двойного структурного профицита.

Если говорить о банкротствах, есть ли сейчас какие-то наиболее уязвимые отрасли в российской экономике, с которых, условно говоря, она начнет разрушаться?

Ну, слово "разрушаться" я бы здесь не применял. Да, безусловно, будут банкротства в строительстве — они уже происходят и будут нарастать. Но тут важно понимать, что банкротства — не цель. Цель — сократить объемы строительства.

Понимаете, экономика, как я уже говорил (почему я сделал такое длинное вступление в начале), к началу 2024 года подошла к состоянию полной занятости. Все имеющиеся ресурсы в экономике задействованы. Если вы хотите увеличить объем ресурсов на военную сферу или другие государственные закупки, их нужно откуда-то забрать.

Соответственно, чтобы перераспределить ресурсы, нужно сократить именно эту отрасль. А строительный сектор сильно зависит от ипотеки: "порезали" социальную ипотеку, повысили процентные ставки — ипотека резко сократилась, и спрос на новостройки тоже. Сами застройщики тоже кредитуются.

При этом надо понимать, что стройка — это длительный процесс. Если объект уже начали, то, какими бы ни были ставки или продажи, его выгоднее достроить, пусть и на любые заемные средства, чем его бросить.

Понятно, что сокращение объемов строительства носит постепенный характер. Оно не может быть резким — разве что в случае какой-то глобальной катастрофы. Но обычно все растягивается на годы. Оно уже происходит — в 2024 году, особенно во второй половине, вы это могли видеть. И это будет происходить дальше.

Цель повышения ставок со стороны правительства — уменьшить объемы строительства, в том числе сократив потребность в рабочей силе. Потому что мужики на стройке — это как раз те люди, которых проще всего перенаправить на военные нужды. Почему сейчас прекратился рост выплат за вербовку в армию? Не потому, что нет денег, а потому, что начались сокращения. Частный бизнес уже не конкурирует с государством за рабочую силу так активно, как в 2023–2024 годах.

Спрос на труд в стройке сокращают целенаправленно, чтобы высвободить рабочих. То же касается механизмов, автомобилей, металла — на все это есть высокий спрос. И его будут сокращать.

Насколько болезненно это сокращение будет происходить? Они хотели, чтобы в идеале было так: объемы строительства сократятся в 2–3 раза, и все как-то перекантуются. Но, конечно, так не произойдет. Будут банкротства, будут недостроенные дома, будут обманутые дольщики — это неизбежно, но масштабы предсказать сложно.

Сейчас просто большой лаг между повышением ставки и эффектом. Все текущие проекты еще достраиваются. А потом, допустим, застройщик построил дом на свои деньги, взял кредит, ставка по нему "тикает" каждый месяц, но никто не покупает. Если ситуация со ставками изменится через полгода — будет одно количество банкротств. Если через полтора — другое.

Безусловно, отрасль испытывает серьезные сложности, однако системный эффект на экономику возникает только тогда, когда есть шок спроса. Если в экономике и так много незадействованных мощностей, а тут еще и строительство останавливается, тогда люди теряют работу, продукция не находит покупателя — и это удар по экономике.

В условиях полной занятости спад этой отрасли — это целенаправленная политика. И когда государство увеличивает спрос на металл, механизмы, рабочую силу — сокращение строительства не приводит к глобальным экономическим эффектам со стороны спроса и предложения.

Это может оказывать некое влияние на банковскую систему, но на данный момент запас прочности у нее огромный, и к тому же она практически полностью государственная. Возможно, они могут допустить банкротства каких-то периферийных частных банков, но системных угроз пока нет.

Однако это тоже вопрос длины цикла и того, насколько плавно будут выходить разные бизнесы из этой ситуации. Пока, и в 2023-м, и в 2024 году, прибыли у бизнесов были огромными. Это были, по сути, пиковые годы по уровню прибыльности. Корпоративный сектор в целом показывал очень хорошие результаты все три года. Поэтому пока говорить о банкротствах, которые могли бы создать угрозу банковской системе, преждевременно — таких предпосылок нет.

Но, конечно, за ситуацией нужно внимательно следить. Все это — большой экономический эксперимент. Никто раньше не действовал подобным образом: резкое удорожание реальных денег, такой разрыв между ключевой ставкой и инфляцией. Подобное происходило, например, в Бразилии в середине 2000-х. Я специально искал примеры — можно найти два-три случая, но чтобы это стало нормальной практикой — такого почти не бывает. Особенно в условиях войны и серьезных структурных перекосов в экономике.

Как отреагирует экономика — никто толком не знает. Но, по крайней мере, сейчас Центральный банк действует достаточно гибко. Поэтому, если ситуация начнет резко ухудшаться, они будут реагировать. Хотя предсказать точный сценарий довольно сложно.

Никто так раньше не делал. Такая высокая реальная ставка (разрыв между процентной ставкой и инфляцией) — редкость. Подобное наблюдалось в Бразилии в 2000-х, еще в паре случаев. Но это — не типичная практика, особенно в условиях войны и перекосов.

Рекомендуем:

Почему Трамп не будет спешить с санкциями Грэма против России

Было заявление американских сенаторов о возможном введении 500-процентных пошлин, если Россия не согласится на прекращение огня и тому подобное. Насколько такие санкции вообще способны повлиять на экономику, внешнюю торговлю России?

Если говорить о тех санкциях, которые уже были введены, то, конечно, когда их более 15 тысяч, нельзя обсуждать их в целом. Были санкции, которые действительно нанесли серьезный ущерб российской экономике. Были и такие, которые, наоборот, сильно помогли Путину — например, ограничения против российских олигархов или в отношении россиян, пытавшихся уехать: проблемы с отъездом, с выводом капитала и так далее. Была и масса абсолютно бесполезных санкций — все очень разное.

Если говорить о будущем, то по сути, все, что было болезненным для экономики РФ , уже было принято до мая 2022 года. Все реальные инструменты были использованы сразу. В остальном потенциал был исчерпан, и наблюдать разговоры о 17-м пакете санкций ЕС даже не смешно.

Что касается 500-процентных пошлин Грэма, то давайте посмотрим на факты. Один только Китай импортирует порядка 12,7 миллиона баррелей нефти и нефтепродуктов в день. Россия экспортирует около 7 миллионов баррелей в день. И уже сейчас примерно половина этих объемов идет в Китай — около 40 с лишним процентов.То есть, по большому счету, Китай может купить все российские нефтепродукты, причем почти два раза.

Мы только что наблюдали своего рода репетицию торговой войны между США и Китаем. И даже в рамках этой репетиции, еще до глобальных договоренностей, мы увидели, на какие товары США не готовы вводить даже 30-процентные пошлины против Китая, и те товары (пока Китай не отступил), планировались пошлины в 145%. Но 145 или 500% — значения не имеет.

С учетом текущих и так тяжелых американо-китайских отношений и сложных переговоров между ними, очень сомнительно, что Трамп введет 500-процентные пошлины. А даже если он это сделает, мы уже понимаем, на какие товары он будет готов пойти, а на какие — нет. Один Китай может купить всю российскую нефть (на него и так уже приходится около 40% процентов всей внешней торговли РФ).

Если не договорились с Китаем — о чем вообще говорить? Грубо говоря, одного Китая, в принципе, достаточно. Но если уж не с Китаем, так хотя бы с Индией стоит договариваться. А все остальное — например, угроза 500-процентных пошлин — разве что может повлиять на такие страны, как Турция. Но в целом, на что это повлияет? По сути — ни на что.

Конечно, могут возникнуть какие-то дополнительные логистические издержки, но в глобальном смысле, начиная с мая 2022 года, никаких серьезных новых рычагов давления уже не осталось.

Попиариться и что-то сказать – можно, где-то по мелочи "прикрутить" какие-то отдельные компании или отдельных лиц, создать локальные неудобства в отдельных секторах экономики – наверное, тоже. Но ничего системного и серьезного, что могло бы угрожать российской экономике, уже нет – все, что могло быть сделано, произошло весной 2022 года.

То есть у Европы, по сути, тоже сейчас уже нет никаких рычагов, если верить вашим словам?

Ввести санкции можно какие угодно, вопрос в том, какое влияние это окажет. А я не вижу ничего существенного. Грубо говоря, ничего из того, что могло бы серьезно повлиять на способность российской экономики вести войну, на возможности Путина балансировать бюджет — на каком-то глобальном, системном уровне — ничего. Да, есть локальные меры — они всегда были. Например, деревообрабатывающая отрасль на северо-западе пострадала довольно сильно. Некоторые секторы, отдельные регионы страдали. Но системных мер просто не существует.

Российская экономика уже перестроилась. Китай фактически заменил ЕС как основной внешнеторговый партнер. Структурные изменения уже произошли, и все неудобства — в том числе значительная часть временных — были связаны именно с переходным периодом. Сейчас они в основном устранены. Что дальше? Ну, возможно, кто-то попробует перейти к силовым мерам. Например, перекрыть проливы в Дании. Такое теоретически возможно. Но это уже не экономические меры — это шаги военного характера. Это, по сути, блокада. А чисто экономических рычагов уже давно нет.

Сейчас Россия, как я понимаю, во многом зависит от Китая — в первую очередь от китайского рынка сбыта, потому что и нефть, и другие ресурсы идут туда. Если в Китае действительно начинаются экономические проблемы — а у них свои сложности есть — насколько это может ударить по России, учитывая нынешнюю взаимосвязь?

Деньгами Россия сейчас, в целом, обеспечена, и приток иностранных инвестиции ей пока особо не нужен. А вот в плане рынков сбыта — да, РФ, безусловно, пострадает. И как поставщик сырья, и как покупатель технологий Россия сейчас очень сильно зависит от Китая. Причем эта зависимость только растет.

Проблемы Китая важны даже не только в силу связанности экономик. Дело в том, что Россия остается преимущественно сырьевым экспортером, а мировой спрос на сырье сегодня определяется в первую очередь Китаем. Это один из крупнейших потребителей, и любые замедления в китайской экономике моментально отражаются на ценах на сырье.

То, что сейчас цены на нефть и другие ресурсы находятся ниже, чем несколько лет назад, — во многом как раз следствие ослабления темпов роста китайской экономики.

Если в Китае произойдет серьезный спад, это в первую очередь ударит по ценам на нефть и другие товары. И, конечно, это повлияет на российскую экономику намного сильнее, чем любые санкции, которые еще могут ввести на Западе.

Много было разговоров о решении ОПЕК по увеличению добычи нефти. Так же много говорили и о "потолке цен", выше которого не может торговаться российская нефть. Как вы оцениваете эту сферу - насколько она вообще способна переформатироваться?

Это два разных вопроса. Потолок цен не работал ни одного дня. Поэтому обсуждения вроде "а давайте сделаем не 60, а 50 долларов" вызывают у меня просто истерический смех — это противоречит здравому смыслу. Он просто никогда не работал. Ни секунды.

А вот с ценами на нефть — история гораздо сложнее. Смотрите: в мире добывается примерно 105 миллионов баррелей нефти в день. Из них около 15 миллионов — с себестоимостью добычи от 40 долларов за баррель, и большая часть этих объемов — в США.

При этом надо понимать, что при сланцевой добыче нефти дебет скважин снижается примерно вдвое за год. То есть через год на той же скважине вы получаете уже вдвое меньше нефти. Как только цена падает — компании перестают бурить новые скважины. При том, что у порядка 3 миллионов баррелей себестоимость выше 50 долларов. Они начинают прекращать бурение уже при цене около 60 долларов за баррель, а те, у кого себестоимость составляет 40, — при 50 долларах. То есть существует своего рода "поддержка снизу". Как только цена стабилизируется на уровне 60 долларов, начинается остановка бурения и сокращение добычи на дорогих месторождениях. Если цена упадет до 50, объем такого сокращения будет гораздо больше.

Могут ли страны Персидского залива заместить выпадающие объемы? Да, могут — если соответствующее решение примет, прежде всего, Саудовская Аравия. Все ключи от этой ситуации находятся именно в Эр-Рияде. Но тут важно правильно понимать: такое решение будет идти в прямое противоречие с интересами США. Потому что главным пострадавшим от падения цен на нефть станет не Россия — особенно на начальном этапе, — а именно США как крупнейший в мире производитель нефти. Более половины всей нефти, добываемой при высокой себестоимости, приходится именно на США.

Условно говоря, если цена нефти устойчиво удерживается на уровне 50 долларов за баррель (не в моменте, а именно в долгосрочной перспективе), это приведет к потерям для американской экономики — в несколько сотен миллиардов долларов ВВП и к исчезновению сотен тысяч рабочих мест. Это один из крупнейших секторов экономики США, как бы парадоксально это ни звучало.

При этом, несмотря на то что США стали гораздо более энергонезависимыми и даже отчасти экспортером, относительный выигрыш от падения цен получают не они, а их конкуренты — например, Европа и Япония. Для США же это в целом невыгодная ситуация.

И вопреки устоявшемуся в постсоветском сознании мифу, в 1986 году США вовсе не уговаривали Саудовскую Аравию обвалить цены на нефть, чтобы разрушить экономику СССР. Напротив, они требовали от Саудовской Аравии не снижать цены — что хорошо задокументировано, и я писал об этом в нескольких статьях.

Таким образом, падение цен на нефть до уровней, болезненных для российского бюджета, в принципе возможно. Но решение об этом полностью находится в Эр-Рияде. Также важно понимать, что в случае такого развития событий начнется конкурентная борьба стран Персидского залива против США. И главным противником подобных действий будет именно США, поскольку они наименее заинтересованы в снижении цен на нефть ниже 60 долларов за баррель.

Это довольно сложная ситуация. В странах Персидского залива действительно очень дешевая нефть, и при желании они могут сделать почти все, что угодно. Но если они решатся на это, то удар будет нанесен в первую очередь по американской сланцевой нефтедобыче, а не по российской — у которой себестоимость значительно ниже, в разы.

В такой логике, кстати, Саудовская Аравия и действовала в 1980-х: тогда они резко увеличили добычу, чтобы вытеснить с рынка именно американских производителей. Именно поэтому Джордж Буш-старший мотался в Саудовскую Аравию и уговаривал их этого не делать.

Будет ли нечто подобное происходить сейчас? Пока я не вижу к этому предпосылок. В принципе, это возможно, но не в той абсурдной логике, которую часто озвучивают — мол, Трамп сделает так, что цены на нефть обвалятся. Но Трамп никогда этого не сделает — это прямо невыгодно США.

Рекомендуем:

В Китае "подыграли" Кремлю и раскрыли планы Путина на переговоры с Украиной

Если действительно могут начаться экономические проблемы в России в обозримом будущем — то где, как говорится, "игла Кощея"?

Не в экономике. Я считаю, что это огромный самообман, в который, в том числе, себя загнали и украинские, и западные медиа. Этот самообман привел к большому количеству ошибочных решений, основанных на неверных предпосылках. С экономической точки зрения не просматривается никаких серьезных угроз. Там нет ограничений. В этом смысле — именно в таком масштабе — они могут продолжать "вечно".

Чтобы обсуждать возможные экономические проблемы, необходимо увеличить масштаб боевых действий в 3–4 раза. Если это сделать, во всех смыслах, тогда будет несколько лет, в течение которых могут возникнуть проблемы, которые создадут серьезную угрозу. Без этого — это не является угрозой для путинского режима.

Я в понятие "экономика" здесь не включаю истории, вроде "сколько у него танков" — это физические ограничения. Есть физические ограничения производства. Это не совсем экономика: у вас может быть сколько угодно денег, но при этом вы не можете в моменте произвести то, что вам нужно, потому что у вас, например, нет школ, технологий, станков — неважно чего именно. Я сейчас говорю не о таких физического рода ограничениях, а об общих макроэкономических ресурсах.

И, на мой взгляд, само это обсуждение часто приводит к неверным мыслям, а те, в свою очередь, — к неверным решениям. Не нужно закладываться в то, что в реальности не произойдет. А если что-то и может случиться, то только в рамках масштабных "черных лебедей". Например, глобального экономического кризиса. Конечно, если он произойдет, если Китай совсем "кряхнется", — всем мало не покажется. Тогда начнется цепная реакция — финансовое домино, резкое падение цен на нефть.

Но в такой ситуации, скажем так, обсуждать мы будем в первую очередь другие последствия этого кризиса, а не то, как он угробил российскую экономику. Да, российская экономика будет одной из пострадавших, но это будет событие совершенно иного масштаба.

Такое, конечно, возможно. Но если исходить из текущих трендов, санкционных возможностей и реального положения дел, то российский бюджет находится сейчас в одном из лучших состояний среди всех мировых экономик. Давайте здраво называть вещи своими именами: дефицит бюджета — минимальный, даже сейчас. Доходы бюджета растут. Экономика в целом — по крайней мере, в 2024 году — росла.

Сейчас, в 2025 году, рост, скорее всего, уже остановится, или будет мизерным. Возможно, экономика вырастет "на копейку", но скорее всего будет стагнировать на достигнутых уровнях. Однако признаков падения — просто нет. На горизонтах, которые имеют смысл обсуждать для Украины, этот фактор вообще нужно вынести за скобки и не искать в нем ложной надежды.

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред