Николай Сунгуровский

Во многом это зависит от общественного консенсуса — чего мы хотим: ужасного конца или бесконечного ужаса. А еще необходимо добиться от власти ответственности за принимаемые решения, поскольку именно она несет ответственность за риски, связанные с этими решениями, которые измеряются в том числе и в жизнях украинцев. Ответственность появляется тогда, когда есть спрос. Поэтому вопрос — к нам, граждане украинцы.

Силовое завоевание сухопутного коридора в Крым вряд ли устроит господина Путина, поскольку в этом случае его необходимо удерживать силой. В большей мере его бы устроило добровольное предоставление Украиной такого коридора (который не надо охранять). Вот почему на Украину оказывается давление по всем направлениям, а именно — для того, в частности, чтобы добиться такой уступки. На мой взгляд, наиболее вероятными направлениями ударов боевиков на Донбассе в случае эскалации конфликта будут те, по которым уже сегодня идет усиленная работа по дестабилизации ситуации: Харьков, Херсон, Одесса.

О прямых переговорах с боевиками речь шла еще в 2014 году, когда только все начиналось. Этот вопрос нужно разделять на два. Есть переговоры по чисто военным вопросам, и они ведутся с воюющей стороной. А есть политические переговоры, которые касаются суверенитета и территориальной целостности, и они должны вестись со стороной, которая инспирировала конфликт — с Россией. То есть с боевиками можно вести переговоры о приостановлении огня, обмене пленными, выдаче погибших, поиске без вести пропавших — то есть по чисто военным вопросам, которые касаются состояния дел на линии соприкосновения войск. Все остальные вопросы ЛНР и ДНР не касаются ни коим образом: не они определяют конституционный строй, не они определяют взаимоотношения центра и регионов, не они определяют внешнеполитический курс страны.

О такой идее я слышал. Это не очень популярная идея. Речь идет о признании на референдуме временно оккупированных территорий. Если такое решение о проведении референдума будет принято, если это референдум пройдет, то после него в законодательном порядке Верховная Рада должна определить не на уровне деклараций, а именно на уровне правового документа временный статус этих территорий как оккупированных. Отсюда следует, что вся ответственность за состояние дел на этих территориях во время их оккупации возлагается на Россию. А если говорить об отказе от этих территорий, то это означало бы, во-первых, признание капитуляции и, во-вторых, признание самих ЛНР и ДНР, что, в конце концов, привело бы к немедленному снятию санкций с России.

Провокационный вопрос. Слишком много факторов, которые влияют на этот процесс и не позволяют дать однозначный ответ. Возвращение этих территорий под юрисдикцию Украины возможно, если брать по-крупному: 1) будет ли преодолен болевой барьер России, 2) останется ли решимость Запада продолжать выбранный курс по отношению к России, и 3) сможет ли украинская власть таким образом провести реформы, чтобы Украина была сильной и была в состоянии вернуть эти территории под свою юрисдикцию. Это то, что касается Донбасса.
Что касается Крыма. Возвращение его в состав Украины — это вопрос, который в основном зависит от России. У Украины сегодня нет ни военного, ни политического, ни экономического потенциала, сравнимого с Россией и способного решить этот вопрос. Поэтому в таких условиях возвращение Крыма возможно не ранее, чем в следующий 1954 год — то есть добровольная передача Крыма в состав Украины, что возможно при смене режима в России. Но за это время в Крыму будет воспитано новое поколение людей, на новых учебниках, на промывке мозгов через телеящик, через работу силовых структур. Поэтому возникает вопрос — что и кого возвращать? Если такую цель на самом деле ставить, то основной акцент должен ставиться на поддержание культурных связей и правовой поддержке крымчан, лояльных к Украине.  

На этот вопрос можно ответить вопросом — а есть ли такое желание у местных жителей Донбасса, и кого считать местными жителями Донбасса? Если к ним относить боевиков и тех местных жителей, на плечах которых они пришли к власти в этом регионе, то одна политика. Если говорить о жителях, лояльных к Украине, то украинская власть делает если не все, то достаточно много в рамках ресурсных возможностей, чтобы дать понять, что они не брошены.

По отношениям России и Турции можно сказать следующее. Во-первых, России, как воздух, необходим разрыв внешней изоляции. Ради этого она пойдет и идет на союзы и партнерства со всеми возможными странами.
Если говорить о Турции, то у нее достаточно серьезные проблемы как на региональном, так и на глобальном уровне в сферах экономики, политики. Она ощущает острый дефицит безопасности как во взаимоотношениях с Исламским государством, так и с курдами. Не исключено, что таким шагом (налаживанием отношений с Россией) Турция пытается "шантажировать" Евросоюз. Кроме того, о более широких целях Турции говорит тот факт, что она пытается наладить взаимоотношения не только с Россией, но и, например, с Израилем.
А что касается террористических актов, то взаимосвязи террористических и разведывательных сетей очень многих стран настолько туго переплетены, что я не возьму на себя смелость ответить, чья рука двигала террористами.

Однозначно отразится, что следует из всеобщих взаимосвязей всего со всем. Другой вопрос — как именно отразится, какие выводы сделают и Британия, и Евросоюз, и вообще все страны, которые собираются открывать или участвовать в современных интеграционных процессах? Критериями успеха или неуспеха таких проектов являются: 1) общность ценностей, 2) непротиворечивость национальных интересов и способов их достижения, 3) непротиворечивость позиций по поводу угроз и способов противостояния, 4) наличие ресурсов, готовность к их объединению и совместному использованию. Как видим, по большинству из этих критериев ЕС перестал отвечать тем чаяниям, которые на него возлагались его членами. Первый звонок — это Brexit. Если Евросоюз сделает правильные выводы и будет не продолжать давление в направлении централизации, а даст отдушину в принятии политических и экономических решений своим членам, то это пойдет на пользу и ему, и этим членам. Другой вопрос, что при этом необходимо выдержать баланс между уже достигнутыми положительными результатами и перспективами усиления Союза. То, что вопрос выхода Британии из Евросоюза не коснулся НАТО, говорит о том, что третий критерий, о котором я упомянул, является одним из наиболее сильных. Спасибо господину Путину.

Этот вопрос достаточно широкий. Он касается как целей, так и стратегии и тактики поведения России не только в отношении Украины, но и всего западного мира. Цели Путина с момента прихода его ко власти не менялись и заключаются в укреплении позиций России на мировой арене как супердержавы, укреплении доминирующей роли в Европе, а также в том, чтобы оставить на орбите своего влияния постсоветские государства. Еще раз повторю, что эти цели не менялись. Зато менялись стратегия и тактика их достижения, включая информационное, экономическое, политическое и военное давление на Украину.

Давайте отбросим конспирологические теории по поводу сдачи нас Западом. В самом начале конфликта такое впечатление могло сложиться, судя по достаточно "слабой" риторике западных стран. Они на самом деле прозевали российскую угрозу и не были готовы к противодействию ей. Но по мере наращивания ресурсов можно заметить, как их риторика меняется, и, что особенно может радовать Украину — не только риторика, но и действия. Это можно проследить по результатам того же Варшавского саммита и плана НАТО по наращиванию сил в Восточной Европе.
А что касается Будапештского меморандума, то если разобраться, он никого ни к чему и не обязывал. Это был политический документ, который фиксировал готовность Украины избавиться от ядерных вооружений, взамен чего мы получили заверения (а не гарантии) ненападения. Чего они стоят — показала история.

Давайте разделим этот вопрос на два. Первый — кому выгодно в Украине. Наверное, никому, поскольку, если брать даже нашу "любимую" олигархию, то разница между прибылью, полученной в мирное время, не идет ни в какое сравнение с прибылью во время войны. Другой вопрос, что не очень озабоченные моралью бизнесмены пытаются выжать эту прибыль в любой ситуации. Но это не означает, что война им выгодна. Реальную выгоду из войны могут получить те политические деятели, которые стоят на довольствии у Кремля. И то с большим знаком вопроса — предателей нигде не любят.
Что касается России. По мнению многих отечественных и зарубежных экспертов, режим в России находится в состоянии стагнации, и, пожалуй, единственным источником "энергии" является "созидательный" потенциал народа, находящегося в осаде. Вряд ли господин Путин может предложить что-то большее своим гражданам. Поэтому хотя бы маленькая, но обязательно победоносная война нужна российскому режиму, как воздух. За ней не видно тех внутренних трудностей и той кромешной лжи, в которую погрузил Россию кремлевский режим.

Отношения Украины с Польшей всегда переживали непростые моменты, связанные с историческими событиями. Причем элиты обеих стран, как правило, понимали, что такие моменты преходящи, и будущее строится не на бывших потерях, а на желании достичь в перспективе более высоких позиций на национальном и на межнациональном уровнях. Поэтому история историей, но идентификация народов строится не только на их прошлом, но и на видении будущего, чего бы я и пожелал нашим политикам.

Давайте попробуем ответить на этот вопрос и на возможный вопрос, кому выгодны Минские соглашения, к чему они могут привести, и чего ждать Украине.
Могу согласиться с тем, что текст Минского соглашения писался в Кремле, а не на Банковой. Поскольку во втором случае это можно было бы считать сдачей государственных интересов. При том, что комплекс предусмотренных мер в общем-то соответствует международной практике разрешения конфликтов, технология их имплементации ведет к углублению конфликта и внутренней дестабилизации страны-жертвы, в данном случае — Украины. Как правило, алгоритм разрешения конфликтов, наработанный в процессе множества миротворческих миссий, состоит в 1) прекращении огня и разведении воюющих сторон, 2) разоружении, демобилизации и реинтеграции бывших комбатантов, 3) обеспечении безопасности на постконфликтной территории, 4) введении внешнего управления над ней, 5) подготовке выборов и их проведении и 6) собственно, в переходе к мирному сосуществованию. Остается непонятным, почему лидеры западных стран, которые бились над тем, чтобы этот алгоритм соблюдался практически во всех конфликтах по всему миру, так легко решили от него отказаться в условиях украинского конфликта.
Если говорить о возможных перспективах, то реализация заложенного в Минском протоколе алгоритма может привести к существенной дестабилизации внутренней ситуации в Украине, вплоть до силовых протестных акций (изменение Конституции, особый статус ОРДЛО, амнистия боевиков). Опасность для Украины кроется не только в конечных результатах реализации Минского протокола, но и в самой технологии его реализации. Поскольку на промежуточных этапах — то есть после предполагаемого проведения выборов, отказа от амнистии, преследования террористов — формально "признанные" ЛНР и ДНР могут обратиться за военной помощью к России. В этом случае Россия получает в руки рычаги не только политического, но и, собственно, военного давления, с более широким использованием всех возможностей своих вооруженных сил. Особо актуально это в преддверии назначенных на сентябрь этого года выборов в Госдуму. Причем опасность применения Россией военной силы может быть использована как шантаж, как способ принуждения Украины, да и Запада, пойти на уступки из боязни расширения конфликта.  

Не хочу огорчать наших читателей, но в ближайшие полгода-год, если даже не будет обострения конфликта на Донбассе, тем более, масштабной агрессии, то серьезного улучшения ситуации вряд ли можно ожидать. На это влияет очень много факторов, которые мы упоминали в предыдущих ответах. Это и готовность Запада (особенно в условиях предстоящих выборов, миграционных волн, террористических атак и т.п.), и способность России осознать всю пагубность своей политики, особенно возможность перерастания в крупномасштабную войну, и готовность Украины отстаивать свои интересы. На пересечении этих ну очень разнородных факторов вряд ли можно найти баланс или компромисс, который бы устраивал все стороны. Кому-то придется поступиться, и не хотелось бы, чтобы это была Украина. Это опять же зависит от нашей солидарности, патриотизма, готовности строить наше общее будущее.

Этот вопрос находится в русле предыдущего ответа по поводу возможного сценария развития событий на Донбассе. А именно — интенсификации военных действий. Текущее обострение ситуации на линии разграничения может быть связано с несколькими моментами. Во-первых, если Россия и «руководство» ЛНР и ДНР видят в перспективе возможность урегулирования конфликта через переговоры, то чем большей территорией они будут обладать сегодня, тем более выгодная позиция будет у них за столом переговоров. Тем более, что это не просто территория, а определенная инфраструктура жизнеобеспечения.
Во-вторых, опять же в предвидении возможных переговоров это может быть способом принуждения Украины пойти на уступки.
В-третьих, если всерьез рассматривается силовой вариант, то нынешнее обострение может быть способом подготовки к военным действиям тех подразделений российских войск, которые "заблудились" на территории ЛНР/ДНР или находятся в готовности на российско-украинской границе.

К сожалению, слова не имеют той экономической ценности, которая может заинтересовать господина Путина и его окружение. Агрессор понимает разговор с позиции силы, а не уговоров. Поэтому я лично особой реакции со стороны Путина в смысле смены его политики не вижу.

Опять речь заходит о соотношении потенциалов и готовности их задействовать со стороны Запада и России. Пока не преодолен болевой порог России (за счет санкций, за счет падения цен на нефть, за счет внешней изоляции и т.п.), ожидать, что Кремль выйдет из той информационной матрицы, в которую он сам себя загнал, не стоит. Западу проводить политику, направленную на явную конфронтацию с Россией, тоже как бы не с руки, поскольку затрагиваются его экономические интересы. Тем более, не готов Запад к доведению такой конфронтации до уровня прямого военного столкновения с ядерной державой. Каким будет баланс взаимоотношений Запада и Росси — покажет время и результаты тех изменений, которые могут произойти в политике как Запада, так и России.

Во-первых, доведут до ведома России результаты саммита. Во-вторых, будет предложен конструктивный диалог. По каким вопросам — это покажет процесс предварительных консультаций экспертов и политических деятелей накануне этого совета. Как пример, можно привести инициативу НАТО по использованию авиации транспондеров для обеспечения безопасности полетов над Балтийским морем.

Нельзя использовать то, чего нет. Авиация в составе ВСУ, как, впрочем, и сами Вооруженные Силы Украины, существовали преимущественно номинально, а не фактически. Ни о какой готовности стратегической авиации в начале 2014 года речь не шла. Другой вопрос, что использовать необходимо было не авиацию, а потенциал патриотических сил для обеспечения территориальной самообороны, что позволило бы в зародыше задушить попытку сепаратизма. Намеки на использование такого фактора обороны государства мы увидели в последнем варианте Военной доктрины. Насколько эти намеки будут реализованы в действительности — покажет готовность действующей власти к обеспечению суверенитета и территориальной целостности Украины.

Это опять вопрос о том, что воспринимает Путин — слова или дела. То, что НАТО начинает наращивать свой потенциал и превращается в реальную силу, Путин знает и без саммита в Варшаве. Варшавский саммит подтвердил наличие солидарности внутри Альянса, что для господина Путина на самом деле могло стать сюрпризом. Перенести этого он не сможет и будет искать "отдушину", на ком бы сорвать злость. Очень боюсь, что этой "отдушиной" окажется Украина.

Из длинного вопроса я понял, что необходимо подтвердить, что состояние ВС плачевное. Подтверждаю. Но состояние улучшается. Оно не настолько хорошее, чтобы противостоять прямому столкновению с мощью российских вооруженных сил, но достаточное для того, чтобы остановить прямое наступление существующих "гибридных" сил. Правда, для этого потребуется не только мощь Вооруженных Сил, но и действия власти и всех силовых структур во всем спектре возможных воздействий агрессора.
Решительных действий со стороны ВСУ нет потому, что все это завязано на тот же самый минский процесс и нежелание его нарушать. Хотелось бы, чтобы украинская власть не на словах, а на деле поняла, что не существует не только военного, но и экономического и дипломатического пути разрешения этого конфликта. Необходим системный пакет мер, достаточных для принуждения агрессора к отказу от своей захватнической политики.

По итогам Варшавского саммита, как я уже упоминал, России дали понять, что солидарность союзников по НАТО до сих пор сильна, и они готовы на достойный ответ. Кроме того, непосредственно Украине было обещано стратегическое партнерство с Альянсом и расширение той помощи, которая ей уже оказывается. Это касается и увеличения количества трастовых фондов, и продолжения деятельности иностранных консультантов и инструкторов, и оказания военно-технической помощи — не только в повышении боеготовности вооруженных сил, но и в проведении реформ. Насколько умело и эффективно будет использована такая помощь — зависит исключительно от украинской власти.

От того, что я позитивно или негативно оценю кадровый потенциал МО и ГШ, их работа от этого не изменится. Идут реформы этих органов. Необходимо понять, что качество кадрового состава зависит от способности набрать людей, отвечающих тем или иным требованиям. Эти требования задаются процессом функционирования этих органов, их полномочиями и ответственностью. Так вот беда в том, что этот процесс нигде и никем не описан. А потому выдвижение требований к кадровому составу оставляет желать лучшего, как, собственно, и сам кадровый состав.
По поводу щита. Не совсем понятно, что имеется в виду — противовоздушный или ракетный щит сдерживания, или и то, и другое вместе. На сегодняшний день противовоздушный щит, мягко говоря, дырявый. Ракетного щита сдерживания как такового не существует. Создание этих щитов — одна из задач реформирования ВС и задач не одного дня и года. Главное здесь — выдержать баланс в структуре ВСУ, в их эффективности и экономичности. Еще одна проблема состоит в том, что противовоздушный щит может понадобиться уже в ближайшее время (с учетом ранее озвученных сценариев). В этом случае украинская оборонка вряд ли чем-то поможет. Надежды на западную помощь также могут оказаться несбыточными, поскольку мало поставить сами противовоздушные средства, необходимо обеспечить подготовку экипажа этих средств, а это тоже дополнительное время.  

Не могу с этим не согласиться. Говорить об эффективном вооружении можно в том случае, когда есть стратегия функционирования и стратегия развития вооруженных сил, а также соответствующие программы их реализации. В отсутствие этих документов никто не может привести аргументы эффективности существующих или поставляемых в войска вооружений. Это повторение пройденного пути, который ведет к неэффективной структуре вооружений и недостаточной эффективности самих вооруженных сил. Кроме того, это реализация так называемого ручного способа управления, который, кроме как к коррупции и неэффективной трате средств, ни к чему более не ведет.

Пока есть взгляды на планы, но не сами планы. Они должны появиться как развитие Стратегического оборонного бюллетеня, недавно утвержденного президентом. К сожалению, качество этого документа, на мой взгляд, оставляет желать лучшего и лишь ограниченно может считаться основой для последующей разработки программ и планов.