Письма из Макеевки-2: о чем пишут пленные украинские военные?

29 июня 2017, 07:23обновлено 3 августа 2018, 01:25
За год каждая семья получила лишь несколько конвертов.

Украинские пленные в Западной колонии №97 в Макеевке

Для родственников украинских военных, удерживаемых террористами на Донбассе, получить письмо с оккупированной территории — большая роскошь. Всего пять-шесть конвертов за год. Исписанные знакомым почерком тетрадные листочки перечитывают много раз и хранят в надежном месте.

Давление в изоляции

видео дня

"В четверг к нам приезжала журналистка газеты "Известия", если я не ошибаюсь. Взяла интервью у Иова Коли и у меня. Когда меня к ней вели, то я не знал, кто она, думал, может из ООН или еще из какой-то другой организации. Она не представилась, но спросила, можно ли пообщаться. Я ответил, что да, и она сразу включила диктофон", — это строки из письма украинского военного, танкиста 1-й танковой бригады Богдана Пантюшенко.

Богдан Панюшенко

Он попал в плен к террористам и российским военным на Донбассе во время боя в поселке Спартак, неподалеку от Донецкого аэропорта, 18 января 2015 года.

"Журналистка, как после оказалось, начала с общих вопросов — кто я, откуда. Потом спросила, как попал в плен. И очень быстро стала задавать вопросы: кто виноват, что идет война, признаю ли я, что она братоубийственная и так далее, склоняя, чтобы я ей наговорил всего, что ей нужно, — продолжает Богдан в письме, которое показала нам его жена Виктория Пантюшенко. — Я понял, что она не переговорщик и ушел в глубокую защиту — говорил, что ничего не знаю, что трудные вопросы задает. Но сказал, что поддерживал Майдан, а Европа мне ближе, чем Россия. Когда она у меня спросила, какой иностранный язык я знаю, то была в шоке, что я ответил русский. А еще сказал, что Донбасс — это Украина. Она начала спрашивать, каких русских писателей я знаю, назвал парочку. Попросила что-то прочитать напамять Пушкина, но я сказал, что не знаю. Этими и подобными вопросами подводила к тому, что у нас с Россией много общего, а Европа нам неизвестна. Короче, это было не интервью, а целая комедия. Она сказала, что я хитрый и напоминаю ей Климкина, и что мне надо работать в МИДе. Хотя я и выглядел простачком-дурачком, который ничего не знает, мы друг друга поняли. Мы спорили, чей Крым. А еще спросила, не хотел бы я в чем-то покаяться. Я сказал, что каждому человеку есть в чем каяться, и я каюсь в своих грехах, но к конфликту это не имеет никакого отношения. Тут за мной грехов нет. Я никого не убивал, не над кем не издевался, а исполнял свой долг, был верным присяге… Она меня пофоткала. Поблагодарила за интервью".

Это письмо — одно из немногих, которое родные Богдана получили за последний год, с того времени как 21 июня 2016 года всех пленных, которых пророссийские боевики удерживали в бывшем здании СБУ в Донецке, перевезли в Макеевскую колонию. Тогда связь с Богданом и другими ребятами оборвалась.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:Письма из Макеевской колонии: о чем пишут украинские военные из плена боевиков?

"Когда вспоминал то интервью, немного злился на себя, что клеил дурака. Решил, что в следующий раз буду говорить все, как думаю, и во что верю. Еще она спрашивала, пойду ли я воевать, когда вернусь домой. Я сказал, что подписывать контракт не собираюсь, но в случае полномасштабного вторжения России, пойду. Она сказала, понимаю ли я, что война будет короткой. Я ответил, что Чечня — вон какая маленькая, а война шла очень долго. Дальше я свои мысли оставил при себе. Не видел смысла спорить", — продолжает читать Виктория текст письма. В нем Богдан просит Викторию найти то интервью в газете "Известия", и если его слова там извращены, то написать об этом. И жена нашла.

Это материал под заголовком "Исповедь в плену" российской журналистки Дарьи Красногородской. Во время той поездки на оккупированные Россией территории она успела не только пообщаться с украинскими военными, но и записать интервью с Игорем Плотницким и Александром Захарченко. Что же касается материала о Богдане, то никто и не сомневался, что жене Пантюшенко будет, о чем писать. Например, в материале вопрос стоит не об иностранных языках, а об европейских. Есть и о том, почему пошел бы Пантюшенко воевать. В статье написано — не знает.

 / Главред

Без связи

Если российские журналисты имеют доступ к украинским военным, то представители украинских правозащитных организаций — нет. Даже международные наблюдатели и Красный Крест там редкие гости.

Редкие и письма от ребят с той стороны фронта. За год каждая семья получила лишь несколько конвертов.

"Письма сначала передавали через Красный Крест, — рассказывает Виктория Пантюшенко. — Это, честно говоря, был долгий процесс. Ответ нам приходил раз в два месяца. И то в лучшем случае. Потом вообще не было возможности передавать письма. Мы паниковали, постоянно звонили в СБУ, Красный Крест. Затем было решено, что можно попробовать передавать письма в Минске во время переговоров. После уговоров Дарья Морозова (так называемая "уполномоченная по правам человека" террористической организации "ДНР". — Авт.) взяла их. И мы стали писать письма каждые две недели и передавать представителям от Украины в Минске. К сожалению, Морозова не привозила ответы на каждую встречу. Всего два или три раза с начала года. Когда у нее на последней встрече спросили, почему не привезла письма от ребят, та ответила, мол, забыла, и возможности заехать и забрать их не было".

И если письма передавать получается, то посылки очень редко. "Один раз их в Макеевку привезли Владимир Рубан и Надежда Савченко. Это было в феврале, — вспоминает Пантюшенко. — После этого нам не удалось передать ребятам ни одной посылки. Пытались через волонтеров, но они так и не дошли — простояли в Мариуполе три месяца. Сложно работает Красный Крест. У них очень жесткие правила для передач. Кроме печенья, чая, кофе и одежды, передавать ничего нельзя. А ребята же просят сало, сигареты, консервы, фрукты, овощи. Но все это нельзя потому, что может быстро испортиться, а сигареты — не предмет первой необходимости… Да и со сроками передачи все сложно. Обещают, что передадут через неделю, а по факту посылка может дойти через месяц".

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Обмен по открытым спискам. Почему боевики продолжают шантажировать Украину

Наталия Герасименко с фотографией Николая

"Красный Крест у них уже был как-то, — говорит Наталья Герасименко из Кривого Рога, жена мобилизованного старшего солдата 40-го батальона "Кривбасс" Николая Герасименко. — Передавал посылку, о которой мне Коля написал: "Принесли маечный пакет. В нем мятных конфет 200 грамм, печенюшек 19 штук и три пары носков фирмы из ЛНР. Что его чуть-чуть и взбесило. Могли хотя бы лейблы поснимать. Мы обратились в Красный Крест. Те признали, что покупали на месте, и времени было мало. Одна мама на встрече с ними кричала на них, мол, ребята защищают страну, а вы им передаете носки, "сделанные в ЛНР", приехали первый раз и такое унижение. Извинялись много раз".

"Вся эта ситуация с передачами и письмами нас, родственников, угнетает, — продолжает Виктория. — Прогресса в переговорном процессе по освобождению нет, возможности передать посылку тоже. Нам так часто говорят, не волнуйтесь, после освобождения мы их вылечим всех, адаптируем к нормальной жизни. Но я возражу. Никто и никогда не сможет залечить те раны, которые ребята получили в плену. Они так и останутся хроническими навсегда".

Без веры в освобождение

"Последнее письмо от мужа я получила на 36 страницах! — говорит Виктория. — Богдан писал его несколько недель, начиная от Пасхи и до 4 мая. Он пишет: "По обмену мы сроки себе не ставим, есть такие мысли, что поменяют, возможно, под выборы президентские или парламентские, через год или пять лет. Я готов к любому развитию событий, даже к наихудшему. Точнее — не готов, а смирился с тем, что от меня ничего не зависит… Конечно, нам сложно, но стало чуть легче — нет этого постоянного дерганья, что вот-вот должен случиться обмен под какой-то праздник, событие, или очередной Минск. А с передачами и письмами все по-другому. Мы их все время ждем. И не можем понять, почему так сложно решить эту простую проблему".

Алексей Кодьман

Алексей Кодьман пишет короткие письма родным. Он тоже находится сейчас в Западной исправительной колонии №97 Макеевки. В плен попал вместе с побратимами Василием Гулько из Тернополя и Николаем Иовом из Бердянска 12 ноября 2015 года в районе Павлополя под Мариуполем.

Молодой парень в основном говорит, что у него все хорошо, держится, просит передавать передачи. И в каждом письме вспоминает об освобождении.

"Все ждем обмена. Живем, как говорят, от минских до минских, но такое впечатление, что там встречаются только ради того, чтобы встретиться, — предполагает Алексей. — Но мы верим, что все вернемся рано или поздно домой".

"Меня огорчило очень то, Богдан написал, что разучился мечтать, — говорит Виктория Пантюшенко. — Пишет, "если раньше мечтал о чем-то, о событиях, которые развивались, то сейчас все сводится к статической картинке: мое освобождение, я выхожу из автобуса, а там стоите вы и меня встречаете, и стоп-кадр"… "Надеюсь, это не деградация", — замечает он. И тут же сам объясняет: "Думаю, это последствие четырех стен, а за двойной решеткой у нас тюремный двор". А как-то он написал о самом большом своем желании — попасть в пустыню, где, куда бы он не посмотрел, был бы горизонт, и можно было идти в любом направлении".

 / Главред

Богдан подробно расспрашивает о ситуации в политической жизни Украины, говорит, что находится в информационном вакууме, хотя иногда и есть возможность смотреть телеканалы — "1+1" и 5-й канал. "Но пишет, что этого недостаточно, чтобы понимать ситуацию", — говорит Виктория.

Уже третий свой день рождения Богдан Пантюшенко встречает в плену. Пишет, желания вспоминать о нем не было, но ребята все вместе так давно, что сами вспомнили и подарили ему открытку.

 / Главред

На ней весь путь Богдана от плена до освобождения.

"Держусь, насколько меня хватит. А там будет видно. Один Бог знает, насколько хватит… Надеемся с ребятами, что лет через 37 амнистируют, кто доживет. Три года отсидели уже. Осталось не так уж много", — это уже Николай Герасименко пишет жене Наталье. Кроме этого в каждом письме он указывает длинный список необходимого.

В нем среди прочего соль и какие-то приправы: "Так как здесь не знают, что такое соль. Все получается пресное, проглотить невозможно. "Можно салатов каких-то, а то по возвращению свиньям будет стыдно смотреть в глаза, за то, что я их корм ем".

Просит Николай и лекарства. В первую очередь, обезболивающие.

Вот, например, в последнем письме пишет: "Если доживу до того дня, который будет называться обмен, а не обман, то сам чувствую, что психиатр по мне уже плачет. Да и не только. Для стоматолога я буду как джек-пот". Наталья говорит, что у мужа давно болит зуб. Он об этом написал: "Ватку в дырку вставляю, не так больно. Один раз обратился к доктору, сказали, что на следующий день вырвут. Но это было в сентябре…".

"Меняю тему. Хочу похвастаться, прочел тут книгу Василя Стуса. Такая своеобразная, но некоторые строки могу выделить", — пишет Николай дальше и цитирует: "Отак живу: як мавпа серед мавп…".

 / Главред

"Многое мне напоминает, хоть и написан этот стих в 1968 году, но в жизни ничего не изменилось", — комментирует после.

Наталья говорит, что муж часто вспоминает тему обмена, но не все она сейчас может процитировать — уж очень резко выражается.

"Встречался я в ноябре пришлого года с Фришем и с другими представителями ОБСЕ. Я толком ничего и не понял, какая была цель их визита. Потом еще этот Красный Крест приезжал. Такое впечатление, что приходят, смотрят на обезьян в зоопарке и только и говорят, что все делают для освобождения, но те не хотят, — пишет Николай Наталье. — Приходила Дарья Морозова, приносила письма, чем и порадовала. Кроме того, в очередной раз пыталась накрутить на бигуди по поводу того, что миссия невыполнима. Но обещала, что скоро, как всегда, хотя у меня лично слово "скоро" в словаре отсутствует, закончат верификацию и только потом начнут договариваться".

"Все настроились быть в плену еще долго, — пишет Алексей Кодьман. — Смотрим новости, что в Украине происходит. Со слов президента, такое у меня впечатление, им главное не люди, а заводы и кредиты, которые они получают от МВФ. Но то такое, вечно же нас тут держать не будут. И если бы не вы, наши родные, я думаю, что о нас бы вообще не вспоминали".

 / Главред

Родные пленных — это те люди, которые не дают забыть государству Украина о том, что там, на оккупированной территории, людей удерживают преступники силой. Как гражданских, так и военных, которые пошли защищать свою Родину.

фото: iz.ru, Facebook Наталии Герасименко, Facebook Сергея Кодьмана

Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter, чтобы сообщить об этом редакции.
Реклама

Последние новости

Реклама
Реклама
Реклама
Мы используем cookies
Принять