Коллективный Путин, или Как нам обустроить Россию

Рассказанная моей коллегой Ольгой Романовой история о том, что Владимир Путин превратился в декоративного – "для Ангелы Меркель" – президента Российской Федерации – а на самом деле в кремлевском руководстве постоянно идет борьба между двумя главными конкурентами на власть, Игорем Сечиным и Сергеем Шойгу, стала одной из самых обсуждаемых среди наблюдателей тем.

Действительно ли всевластие Путина – лишь миф, за которым не стоит живой человек со своими желаниями и эмоциями? Действительно ли силовики лишь используют президента для обогащения и решают вопрос о том, кто в конечном счете получит доступ к финансовым потокам современной России?

Обо всем этом можно рассуждать до бесконечности, если только не понять одну важную вещь: Путин и "коллективный Путин" – это практически одно и то же. Мне уже приходилось писать об этом в начале президентства Путина – и, кстати, мысль о важности клановых интересов, вполне приемлемая тогда в российском аналитическом сообществе, воспринималась в штыки украинскими коллегами. В Киеве всегда было удобнее воспринимать Путина как единовластного правителя, от желания которого зависит будущее и самой России, и российско-украинских отношений. Точно также воспринимался и путинский предшественник Борис Ельцин.

Но секрет успеха любого российского "царя" – вовсе не в том, что ему удается укротить элиту, а в том, что он наиболее точно выражает ее интересы. Ельцин в 1991 году воспринимался как желанная альтернатива Михаилу Горбачеву не потому, что был большим демократом, а прежде всего потому, что первый и последний президент СССР лежал бревном на дороге экономических преобразований. Горбачев не просто не понимал необходимости рынка. Он еще и не давал обогатиться чекистам, "цеховикам", "красным директорам" – всем тем, кто уже ощутил запах больших денег.

Ельцин был готов идти и на реформы Гайдара, и на приватизацию Анатолия Чубайса – на все то, что открывало невиданные доселе возможности и одним махом превращало скромных научных сотрудников и подполковников КГБ в обладателей миллиардных состояний. А демократическую вывеску, которая должна была сопутствовать рыночным изменениям, все эти люди готовы были и потерпеть – тем более, что понимали ее недолговечность. Ресурсы российской экономики в результате ельцинского правления оказались не в руках общества или многочисленного слоя мелких и средних предпринимателей, а в руках ограниченной группы обладателей миллиардных состояний и высокопоставленных государственных чиновников. Так что демонтаж демократической имитации оказался всего лишь делом времени.

Удача Путина – не в его единовластии, а в конечном счете в том, что все, составляющие сегодня круг принимающих решения людей в России думают так, как он. И Сечин, и Шойгу, и Медведев, и Лавров, и все остальные. "Коллективный Путин", как мы могли заметить по дискуссии о будущем оккупированного Крыма, проглядывает и в Навальном, и в Ходорковском – и это не просто стремление угодить абстрактному избирателю, а собственные взгляды на мир, разделяемые большей частью представителей российской элиты и общества. И разница – исключительно в представлении о рисках. Какой-нибудь наследник Путина, более осторожный, чем действующий российский президент и изнуренный экономическими санкциями, может действовать осмотрительнее. Но параметры задач останутся теми же – недопущение собственных граждан к контролю над финансовыми потоками (а значит, над государством) и поглощение бывших советских республик для создания мега-империи воровства. И в этом смысле Россия Путина ничем не будет отличаться от России Сечина или Шойгу, а Россия Навального или Ходорковского может оказаться очередной демократической декорацией накануне нового приступа шовинистической отрыжки.

Есть ли выход из этого заколдованного круга? Вне всякого сомнения, но он не в смене власти в России, а в санации самой российской государственности. В годы краха Советского Союза западные страны не смогли обменять свою помощь беднеющей России на проведение настоящих реформ. И если не готовиться к такому обмену сейчас, можно вновь упустить шанс на изменения, в которых заинтересованы не только сами россияне, но и жители соседних с бывшей империей стран.

Первое – и самое главное – Россия должна перестать быть "осколком империи" и стать настоящей федерацией с равным представительством субъектов в Совете Федерации. Если перед этим возникнет необходимость административной реформы и укрупнения субъектов – это дело самих россиян. Но для международного сообщества важно поддержать самобытность народов России и предоставить им право на равных с русским народом определять будущее своей страны. Это и есть путь к созданию новой российской политической нации – нации содружества народов. В такой конструкции президент России мог бы стать репрезентативной фигурой, избираемой в Совете Федерации, а в Государственной Думе, избираемой по открытым партийным спискам, формировали бы правительство страны. Но самое главное – центр необходимо было бы лишить функции перераспределения финансовых потоков, оставив за ним лишь стратегические функции. И тогда мы бы могли наблюдать совершенно новую картину: каждый регион России был бы заинтересован в собственном будущем, а не в войне и агрессии против окружающего мира. Быть региональным политиком стало бы не менее почетно, чем сейчас разворовывать Россию в Москве.

Конечно, сегодня все это выглядит фантастикой, но не менее фантастичным выглядит и статичность российской государственности в ближайшем будущем. Изменение России, лишение ее агрессивных устремлений, попытка обратить внимание жителей этой страны на собственное будущее и ответственность за свою страну – это и есть то, что сделает наше соседство с Россией безопасным и комфортным и позволит не жить в ожидании новых войн и трагедий.

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред