Прощание с бывшим российским премьером, претендовавшим в свое время на роль наследника Бориса Ельцина, неожиданно объединило российское общество не хуже Крыма. Я бы даже сказал — лучше, ведь среди отдававших последнюю дань умершему политику оказались как адепты существующего режима во главе с самим Владимиром Путиным, так и его непримиримые оппоненты, уверенные, что Путин ведет страну в пропасть. А вот Евгений Примаков бы не завел. И в этой непререкаемой вере в величие старой советской номенклатуры и кроется настоящий диагноз болезни российского — точнее, постсоветского — общества.
Биография Примакова обыденна для времени, в котором он жил — и в то же время весьма нетривиальна, как и у любого человека, решившего стать лучшим учеником дракона. Он так до конца и не прояснил своих корней — его мать вернулась из Киева в Тбилиси сразу же после рождения ребенка, относительно отца всегда ходили слухи, сам Примаков называл некую украинскую фамилию и утверждал, что отец погиб в годы репрессий. Родословная матери тоже вызывала немало вопросов — но дело даже не в том, была ли она "урожденной Примаковой" или "урожденной Киршенблат", как любили подчеркивать недоброжелатели нашего героя, намекающие на его еврейское происхождение. В конце концов сам Примаков этого происхождения никогда не признавал, вдобавок был одним из самых неутомимых противников еврейского государства в советской номенклатуре, близким другом людей, мечтавших об уничтожении Израиля и даже формальным научным руководителем самого главы Палестинской автономии Махмуда Аббаса (понятно, что никакой диссертации Аббас не писал). Дело в том, как человек "из простых", да еще и со столь сомнительным с точки зрения советской элиты происхождением, сумел стать неотъемлемой частью номенклатуры.
Ответ на этот вопрос — не в способностях Евгения Максимовича, а в его точном понимании законов своры, в которой он хотел оказаться. Женя Примаков женился на приемной дочери Михаила Гвишиани, одного из ближайших соратников Лаврентия Берия, образцового советского преступника, связанного, в частности, с массовым истреблением чеченцев в ауле Хайбах во время сталинской депортации. Падение Берия означало и падение Гвишиани, но сын опального чекиста тоже, в свою очередь, сделал правильный выбор, женившись на дочери заместителя председателя Совета Министров СССР, будущего главы правительства Алексея Косыгина. Так первый брак Примакова привел его в круг избранных и, самое главное — сделал своим для советских спецслужб, сотрудничать с которыми Евгений Максимович стал еще в молодости. Понять масштабы этого сотрудничества, узнать, был Примаков офицером или агентом (второе более реально, учитывая его возможное еврейское происхождение, в то время на евреев погоны уже не надевали) можно будет только после краха существующего в России режима и открытия архивов его спецслужб. Но тем, кто рассказывает о выдающемся журналисте Примакове, я бы посоветовал поискать его статьи тех лет, когда он числился по творческому ведомству. А вот то, что и без всяких статей Примаков имел серьезные контакты с людьми, которые станут потом опорой Москвы в регионе и главными дестабилизаторами Ближнего Востока — непреложный факт. И именно эти контакты останутся главным капиталом Евгения Максимовича в период, когда журналистское прикрытие сменится научным. Потому что тем, кто называет умершего выдающимся ученым, стоило бы рассказать о его вкладе в науку — не в администрацию науки, а в науку.
Различие между навыками администратора и навыками политика ярче всего проявилось уже в годы перестройки, когда Примаков оказался в ближнем круге Горбачева. Генсек поручил ему весьма важную должность — руководить одной из палат нового союзного парламента. И оказалось, что улыбчивый Примаков, который всегда готов был подсобить своим подчиненным, практически не способен к работе с людьми, не ощущавшими себя его свитой. В Совете Союза он провалился, вновь ушел в тень, чтобы вынырнуть уже после путча на вполне естественной для себя должности руководителя внешней разведки. И я не помню тогда человека в элите, который оказался бы хотя бы на мгновение удивлен этим назначением журналиста и ученого. Все понимали, что именно там Примаков на своем месте. И вопрос был даже не в том, договоренность ли это слабеющего Горбачева и усиливавшегося Ельцина, а в том, насколько силен союз Бориса Николаевича и чекистов. Ответ на этот вопрос мы узнали только в декабре 1999 года. А пока Примаков готовился к переходу из СВР в российский МИД.
То, что он ревизовал российскую внешнюю политику, сделав разворот от попыток стать нормальной европейской цивилизованной страной к махровому совку — не совсем правда. Политика была ревизована Ельциным и окружением президента еще до его назначения, последний период пребывания в кресле министра Андрея Козырева напоминает время нахождения в МИДе Примакова как две капли воды. Примаков вообще в своей жизни самостоятельных шагов не предпринимал — за исключением разве что знаменитого с точки зрения политического безумия разворота премьерского самолета над Атлантикой. Но этот разворот тоже был полностью в фарватере тогдашней внешней политики России, он лишь зафиксировал температуру по палате. Интересно лишь то, что тогда, когда Примаков "разворачивался", многие в России — даже и во власти — понимали, что имеют дело с неадекватностью. А сейчас именно тот нелепый поступок объявлен чуть ли не государственной мудростью. Температура, как видим, растет.
Как премьер, оказавшийся в кресле после того, как ельцинское семейство вкупе с дружественными олигархами разорило нереформированную страну, Примаков тоже не предпринимал ничего интересного — просто наблюдал за экономикой, хотя по тем временам и это уже казалось поступком. Его проблемой было не то, что он вдруг возомнил себя самостоятельным игроком, а то, что поверил в самостоятельное могущество клана, не способного выиграть в противостоянии с президентской семьей. Когда рассказывают о возможном президентстве Примакова, то забывают, что оно было неотделимо от премьерства главного московского жулика — Юрия Лужкова. Это Лужков, а вовсе не Примаков, хотел доворовать то, что в России осталось. А Примаков, которого стали связывать со временем хотя бы относительной послекризисной стабилизации, просто согласился стать ширмой для столичного жулья и его региональных союзников. Обеспокоенное семейство Ельцина и часть олигархов во главе с неутомимым Березовским быстренько сшили другую ширму — поновее и порешительнее. И у них все получилось. Примаков после этого из политики довольно быстро ушел, а лужковское "Отечество", собиравшееся делать его президентом, слилось в экстазе с ельцинско-путинским "Единством". Выдвиженцы этой партии до сих пор занимают ведущие позиции и в президентской администрации, и в руководстве "Единой России", хотя ни Лужкова, ни Примакова в коридорах власти нельзя было встретить уже много лет. В неформальное руководство России вошли люди из одного с Евгением Максимовичем ведомства — Путин, Патрушев, Иванов, Нарышкин. Советом Федерации руководит его фаворитка Матвиенко. Собственно, все это и есть режим Примакова без Примакова. И почему скорбит Путин, я еще могу понять. Но почему скорбят многие российские "либералы", объявляющие покойного "великим политиком" и "выдающимся государственным деятелем"?
А потому, что бывший кандидат в члены политбюро Примаков вызывал у них такой же священный трепет, как и бывший кандидат в члены политбюро Ельцин. Они так и не поняли, что люди, прошедшие по ступеням партийной карьеры в одной из самых отвратительных систем в новейшей истории, никогда не были ни политиками, ни государственными деятелями, а были — имитаторами, работавшими для сохранения влияния узкого круга беспринципных карьеристов. Кого только не имитировал за свою долгую жизнь Евгений Максимович! Чиновника, журналиста, ученого, дипломата, политика, "серого кардинала" — так что он, наверное, и сам не знал в конце жизни, кем на самом деле был. А на самом деле просто прожил вкусную, успешную, комфортную жизнь на развалинах собственной страны — как и прочие люди его круга. Мальчик из обычной советской семьи, пробившийся в высшие сферы благодаря вовремя сделанному то ли личному, то ли карьерному выбору — как он, наверное, собой гордился…
Буквально за несколько дней до кончины Евгения Максимовича в Ираке умер человек, который долгие десятилетия был его личным другом и конфидентом — бывший вице-премьер и министр иностранных дел Саддама Хусейна Тарик Азиз. Человек, преследовавший схожие с Примаковым жизненные цели, точно также имитировавший кого придется — журналиста, революционера, дипломата, политика — но переживший полный крах той человеконенавистнической системы, которой он служил и в которой, как и Примаков, хотел быть лучшим учеником дракона. В результате он умер в тюрьме, приговоренный к смерти. И обошелся без торжественных похорон — хотя людей, готовых признать его выдающимся политиком и дипломатом, на Ближнем Востоке по-прежнему немало. Даже среди тамошних арабских "либералов".
Так что Примакову действительно в жизни очень повезло.
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Главред на YouTube
