Родные украинских военных, находящихся в плену у пророссийских боевиков на Донбассе, ждали от уполномоченной президента по мирному урегулированию конфликта на востоке Ирины Геращенко точной даты обмена.
Я не хотела об этом писать. И говорить об этом тоже не хотелось. Но потом подумала, этот разговор надо зафиксировать для истории.
Конечно, куда удобнее было бы встретиться где-то в недрах парламента. Как всегда, обняться при встрече, пожать руку, а потом рассказать о том, что ключи от тюрем — в Кремле. Но на этот раз так не вышло. Те, кто позавчера мок под проливным дождем, выдерживал удары града, а вчера жарился под нещадным сентябрьским солнцем, сказали, что никуда не уйдут, а будут ждать новостей из Минска прямо на площади Конституции.
Родственники заложников вот уже третьи сутки живут под стенами Верховной Рады. Геращенко первый день как вернулась из США.
Стрелки часов приближались к 18:00. Именно тогда Геращенко обещала прийти. Родные военных (а некоторые из них ждут своих детей уже почти три года) заметно волнуются. Они знают, новостей хороших нет, но где-то в душе надеются, что она их принесет.
И вот появляется Ирина Владимировна. На ее лице отражаются недавние долгие перелеты.
Родные пленных искренне рады видеть первого вице-спикера.
Всех мам и жен Геращенко знает поименно. Обнимает, целует. Мужчинам жмет руку.
Говорит о результатах недавнего Минска. Стоящие рядом женщины ловят каждое ее слово. Сначала то, что можно озвучить на камеру, затем то, о чем просит не рассказывать.
"Нам удалось одобрить список из наших 88 человек", — начинает она. Говорит спокойно и тихо: "Из них 69 находятся в Донецкой области, 19 — в Луганской. Мы предлагаем им 313. Это все, кого можем отдать по нашему законодательству. Пока ответа нет. Ждем его. Нам удалось договориться о посылках через Красный Крест…".
"Они не доходят", — резко замечает мама пленного Игоря Мельника.
"Не было за эти три встречи возможности для Красного Креста и других международных организаций встретиться с ребятами один на один. Об этом вы знаете, — продолжает Геращенко. — Фришу (Тони Фриш — представитель ОБСЕ) в августе разрешили встретиться с тремя ребятами. Вы знаете, кто это был… Делаем все возможное. Дату… Я не господь бог, вам не скажу. Давим. Наше видение: должно усилить давление международное сообщество. Как только будет малейшая возможность, мы ее будем использовать".
Людмила Глондар, сестра пленного спецназовца из Кропивницкого, уточняет: "Когда Тони Фриш посещал колонию (ее брат Сергей, как и несколько десятков пленных, находится больше года в Макеевской колонии), спрашивал у ребят, знают ли они свой срок, на который осуждены, что он имел в виду?".
"Вы мне написали этот вопрос, — отвечает Геращенко. — Мы с вами в постоянном контакте и в соцсетях… Я уточню. У нас следующая встреча через две недели. Это какое число?..".
Отец еще одного пленного Алексея Кодьмана — Сергей — продолжает: "Наших ребят сейчас интенсивно допрашивают, есть информация, что через неделю-две их будут судить как военных преступников".
На этот вопрос Геращенко просит не записывать ответ.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Плен как приговор: что привело родственников военных под стены Рады?
Затем говорит о нереформированных судах, которые выпускают людей. Имеет в виду события в Одессе и домашний арест экс-мэра Славянска Нели Штепы.
"На каждой встрече в Минске они поднимают вопрос амнистии, — поясняет уполномоченная. — Говорят, что освобождение заложников может произойти только при этом условии. Но это разные пункты Минских соглашений. Амнистия — это абсолютно другой вопрос. Она может проводиться индивидуально только на территориях, где есть украинский суд. На оккупированных территориях ее сегодня нет.
"Не раскрывая больше информации, мы работаем по всем направлениям", — говорит Геращенко и обращается лично к жене танкиста Богдана Пантюшенко Виктории. — Пытаемся использовать любые истории. Я бы отдала всех, кто есть, только чтобы наши вернулись. Но это не вопрос цифр".
"В нашем списке заложников 144 человека. 88 из них подтверждены, остальных мы ищем, — возвращается она сама к цифрам. — Есть несколько людей неподтвержденных, по которым мы нашли информацию, что их вывезли из Луганской области в Ростов, осудили там, и собираются передавать боевикам".
Присутствующая рядом волонтер подтверждает эту информацию.
"Это нарушение любых норм международного права со стороны РФ", — продолжает Геращенко.
Далее Ирина вспоминает о том, что говорил президент на международных встречах. О допуске Красного Креста. Мол, их не пускают с той стороны.
"Ну, не от меня зависит освобождение", — вновь повторяет Геращенко и говорит о достижениях: верификации лиц, которых требует та сторона, 313 готовых к обмену, 88 найденных на оккупированных территориях.
"К сожалению, с нашей стороны увеличивается количество заложников. С их — уменьшается. По закону Савченко, и Надя об этом знает, — замечает парламентарий, обращаясь к матери Савченко, стоящей рядом. — Каждую неделю у нас выходят один-два человека".
"Все равно встанет вопрос о том, что они будут требовать людей, которых Украина не может отдать — по Одессе, например", — не унимается Наталья Бессараб. Ее муж попал в руки боевиков летом прошлого года.
"Ставим на голосование в парламенте, если будет 226, то, пожалуйста. Это не вопрос моей компетенции", — на этот раз Геращенко кратка в высказываниях.
"Давайте возьмем детей депутатов и посадим туда, я думаю, голоса будут", — радикализирует Кодьман.
Начинается спор об обещаниях и реальных шагах.
"Девочки, ну дайте я закончу, — продолжает Бессараб. — Мне просто интересно, они ставят условия — одни, вторые, и вот должен быть обмен. Но потом всегда возникают: дайте нам тех, кого Украина не может".
"Мы с вами, Наталья, на постоянном контакте, — говорит Геращенко. — Мое виденье такое, оно может не нравиться, нет пока что решения другой стороны на это освобождение. Мы хотим это сделать. Там мамы не могут выйти вот так под какое-то здание и устраивать митинг — они пойдут на подвал. Для этой стороны это тоже аргумент. Скажите, где мы не пошли на компромисс?".
"Мы не знаем, какие вопросы решаются в Минске. Все закрыто", — отвечает жена другого кадрового военного из Кропивницкого Юлия Коренькова.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Письма из Макеевки-2: о чем пишут пленные украинские военные?
"Там идут дипломатические переговоры, — поясняет фактически на пальцах Геращенко. — Они идут в том формате, в котором проходят подобные. Там всегда стоит вопрос освобождения заложников. После каждого Минска есть контакт у вас с СБУ, со мной. И мы вам рассказываем, есть ли прогресс. Так вот сегодня я вам скажу, что даты нет. Она зависит от двух сторон. Мы видим возможность предать 313 людей. И точка. Над подобными шагами трудно работать. Но прогресс, продвижение и разблокирование будет тогда, когда они кого-то освободят. Работаем ли мы параллельными треками? Через волонтеров? Да. Все что можно делать, мы делаем. Можем ли мы сделать больше, чем можем? К сожалению, нет".
Мама Савченко говорит Геращенко о необъявленной войне. Родственники пленных просят помолчать и дать им слово.
Заметно, как женщины все также ловят каждое слово Геращенко. На их лицах меняются эмоции. Глаза наполняются гневом, разочарованием, страхом. Кто-то не сдерживается и повышает голос, кто-то присаживается на стул из-за плохого самочувствия, кто-то отходит в сторону весь в слезах.
Уполномоченная президента продолжает разговор ровно, без эмоций. Все, о чем она говорит, кажется, родители уже слышали много раз. Но надеются: из ста знакомых слов будет хоть одно новое. А главное — дающее надежду.
Таких пока нет.
Лишь долгосрочная перспектива. Посылки раз в месяц, Минск через две недели.
"Почему не провести обмен подтвержденных всех на всех?", — уточняет мама Александра Лазаренко Людмила.
"Спросите у Фриша, сколько раз Украина это предлагала…", — начитает Геращенко и снова просит не записывать ее следующие слова.
"Я так не могу! Зачем туда год ездит Медведчук, и нет ни одного освобождения? — сквозь слезы с комком в горле выкрикивает жена Николая Герасименко Наталья. — Только и слышим: он по вашему вопросу в Москве… Он обещал до прошлого Нового года. И ни одного человека".
"Я вас понимаю. Я понимаю, в каком вы состоянии. Я разделяю ваш вопрос", — Геращенко говорит все так же спокойно.
"И эта… Штепа вышла, а наши сидят. Где справедливость? Скажите мне, как мне спать!", — Герасименко уже плачет.
"Я тоже не сплю", — заволновалась Ирина.
"Вы спокойно. У вас муж дома, у вас дети…", — отвечает Наталья.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Письма из Макеевской колонии: о чем пишут украинские военные из плена боевиков?
Мельник, плача: "Вы спокойно спите, не так как мы".
Женщины начинают перебивать друг друга. Требуют поменять состав переговорной группы, затем — организовать их встречу с еще одним представителем гуманитарной группы — Виктором Медведчуком. Геращенко обещает передать просьбу в Минске, где увидит его.
"Как нам президент сказал: "Медведчук — мой человек", — поддерживает Сергей Кодьман. — Так вы обратитесь к президенту, скажите, что мы хотим встретиться с Медведчуком. Пусть он на него повлияет".
Кто-то спрашивает: по какой причине не допускают Красный Крест к ребятам?
"Причина — бесправие, — отвечает Ирина Геращенко. — Россия нарушает нормы международного права. Крым вообще закрыт для Красного Креста".
А после переходит к эмоциям: "Я действую на дипломатическом уровне. Я не могу взять топор…"
Далее — о санкциях, о привязке их к выполнению Минских соглашений.
"Сколько у нас пунктов выполняется?", — спрашивает Коренькова.
"Ни одного, — отвечает Геращенко на вопрос, ответ на который известен заранее. — Но важно, что благодаря Минским соглашениям удалось предотвратить масштабное наступление. Перемирия все время нарушаются".
"Вот польская журналистка, — Виктория Пантюшенко представляет Монику. — Она говорит, что ее в редакции в Польше попросили узнать, не мошенники ли мы, так как такое невозможно, чтобы люди были в плену".
"Была встреча президента Украины Порошенко с президентом Польши Дудой. Среди прочих вопросов обсуждались вопрос Крыма, оккупированного Донбасса. Если будет такая возможность, то мы могли бы организовать брифинг мамам в Польше. Поговорим с послом (Украины в Варшаве) Дещицей, может, он предложит провести какую-то акцию. Там есть информация".
Геращенко говорит, что у нее осталось всего пять минут. "Мы с вами и так час уже работаем", — смотрит на часы она.
"Я как мама, — говорит мать Николая Герасименко. — Простите меня, но сколько надо Минсков, чтобы их освободить? Ему дадут 30 лет. Я его дождусь?"
Девочки замечают: пошли по кругу.
"Вы его дождетесь, — обещает Ирина Владимировна. — Они все чувствуют. Вы должны быть сильными. Там территория беззакония".
Признаюсь: я не выдерживаю, и задаю свой вопрос: "Если у Украины на переговорах в Минске свои требования, козыри, почему мы идем на поводу у террористов?"
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Господин президент, пленные в подвалах Донецка ждут освобождения
"Наша слабость в том, что бы боремся за наших. Они нам необходимы, — отвечает мне Геращенко. — То, что мамы могут приходить и об этом говорить — это наша боль. А они за своих не бьются. О чем можно говорить, если к россиянину Агееву не приходил консул?..".
Беседа переходит в новое, хаотичное русло. Геращенко обещает донести информацию от родственников пленных ГПУ, СБУ, спикеру Верховной Рады и президенту. Очень скоро прощается и уходит в темноту. На площади Конституции тут же включаются фонари. Несколько жен пленных военных догоняют ее и задают личные вопросы.
Остальные остаются стоять молча. "Что делать? Расходиться?", — спрашивает меня одна из жен. Я пожимаю плечами. Наступает тот момент, когда и у меня не находится ответа на, казалось бы, простой вопрос.
Те, кто все три дня ждал Минска, а затем и благих новостей, разочарованы и опустошены. Многие и забыли, что примерно в таком состоянии живут последние годы. Находятся в замкнутом пространстве со своей бедой и редкими контактами с компетентными органами, в то время как хочется кричать и бежать. До самого Донецка и Луганска.
Фото: Виктора Ковальчука
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред