Истории участников Майдана: "Маме потом скажу, что ранили. Она поймет"

Одна из столичных больниц. Отделение хирургии. В шестиместной палате всего два пациента. Оба студенты. Оба приехали на Майдан только 20 февраля утром. И в тот же день, после жестких боев на Институтской, где погибло около ста человек, обоих парней на больничную кровать уложили огнестрельные ранения.

"Главред" выслушал истории участников протестов, раненых на Майдане.

19-летний Виталий родом из Сумской области, не пожелавший назвать свою фамилию, так как его родные не знают, что юноша был на Майдане, а, тем более, что сейчас в больнице, – студент харьковского вуза биологического факультета. 20 февраля он впервые приехал из Харькова в Киев.

"Меня давно не покидало ощущение, что в Украине беспорядок, – говорит он. – Понимал, что надо что-то менять, что так жить дальше нельзя. Есть возможность поехать за границу учиться, жить там. Но хочется жить в Украине. Кто, если не мы, будет наводить здесь порядок? Когда увидел, что начали стрелять в ребят, решил, что нужно что-то делать. И я приехал, чтобы помочь людям. Как и чем мог".

До этого Виталий участвовал в харьковском Евромайдане. Но, по словам парня, мало кто откликался на подобные инициативы – тысячи не выходили.

"После начала событий в Киеве 19 февраля мы провели пикет возле академии МВД в Харькове, студентов которой отправляли в Киев, – продолжает Виталий. – Мы пытались не дать им выехать, но нас всех очень быстро разогнали. "Титушек" было больше, чем нас раза в два. Мы собирались возле академии, а они – в стороне. Когда подъехал "Беркут", нас оттеснили от ворот академии. Подскочили "титушки" со щитами, палками, пиротехникой. Если бы "Беркут" приехал на пару минут позже, нас бы просто зажали с обеих сторон. Тогда пострадал мой товарищ, его отправили в СИЗО в Харькове, но отпустили потом, когда почувствовали победу. Хотя победа еще очень далеко…"

В Киев студент ехал с Автомайданом. "Друзья меня поддерживали. Когда я выезжал, один мой лучший друг был уже в Киеве, второй – в СИЗО, третий – ехал со мной". Тот, что уже был в Киеве, встретил, провел по Майдану, показал, где и что. Предложил выпить чаю. "Сели пить чаек, но так и не допили… Сказали, что люди нужны на баррикадах, там что-то начинается, – вспоминает Виталий. – Мы спешно пошли. Даже нигде записаться не успели. У меня с собой не было никакой защиты. Когда я покидал Харьков, на выездах стояли посты, досматривали машины, кто, что и куда везет. Поэтому мы с собой ничего не брали, решили раздобыть все на месте – было бы нехорошо, если бы мы вообще не доехали до Майдана… Друг помог достать противогаз и пластиковую каску, которая хоть от камней спасала. Сначала просто помогал на баррикаде: шины подкатывать, бросать камни и коктейли. Щита не было. Но рядом были те, кто всегда был готов защитить, подменить, помочь".

Виталий говорит, что когда утром 20 февраля "Беркут" начал отступать, не было единого мнения о том, что делать дальше. Одни говорили, что нужно стоять на месте, а милиция пусть отходит, другие – что нужно занять лучшую позицию и остановиться, третьи – что нужно отгонять их до конца. "Мне кажется, что лучше было их отжать полностью, – настаивает харьковский студент. – Потому что это хождение туда-сюда, когда при этом одни пошли в одну сторону, другие – в другую, третьи – вообще не знают, что делать, было не на пользу. Не было слаженности, в этом была проблема. Кто-то кричал: "Стоим тут", кто-то – "Идем дальше". Был какой-то хаос. Даже когда мы шли в одну линию со щитами, были люди, которые терялись и не знали, что делать. Сложно было решить, идти дальше или приводить товарища в чувство. Было ли страшно? Не знаю. Все было как-то очень быстро. Адреналин был, а страх… С той стороны стреляли, чтобы запугать людей. Но людей, наоборот, это только разозлило".

"Когда "Беркут" отступил, мы пошли в наступление от Стелы Независимости, – продолжает Виталий. – Необходимо было быстро перенести баррикады чуть дальше, потому что там не хватало ни ресурсов, ни людей. Мы пронесли несколько металлических больших щитов. Когда я поднес один из щитов, начался довольно жесткий обстрел тех, кто пытался построить баррикады, зажечь шины. Собралось там человек сто, встали в линию и потихоньку начали оттеснять, заодно прикрывая тех, кто строил баррикады. И я там был. Проходили по чуть-чуть вперед, с переменными успехами. Было месиво, потому кто именно стрелял, не было видно. Они на самом деле отстреливались редко, но если начинали, то массово. В основном стреляли снайперы сверху, а внизу были пистолеты Макарова. На большом расстоянии они не эффективны. Из них отстреливались, если подходили вплотную. То, что говорят, что сами майдановцы стреляли, то это точно нет. Были, так сказать, провокаторы, которые стреляли и по "Беркуту", и по Майдану. Это как с "титушками" – какие-то люди, неизвестно чьи… Мы поднимались по Институтской. В какой точке были, сейчас сказать сложно – помню только, что меня оттуда долго тащили. Сначала что-то попало в ногу, как потом сказали врачи, осколок. Прикрылся щитом, но пули попали в ногу и плечо. Ощутимо было, когда пришла пуля в плечо. Но я думал: главное – удержать щит и прикрыться им".

Какой-то парень вытащил Виталия за "линию боя", а дальше еще несколько подхватили и понесли в медпункт. Там перевязали и отправили на машине Автомайдана в больницу.

"Я все время был в сознании, – говорит он. – Получил три ранения и одну царапину от осколка или пули. В результате сломана ключица, прострелено бедро и ступня".

Из пластикового комода возле кровати парень достает прозрачный стаканчик. В нем – две пули. "Вот эта пуля, более круглая – это от пистолета Макарова, ее достали из бедра. А продолговатая – это сердечник от пули 7-68 снайперской винтовки. Сохраню их – это же доказательства".

Родители Виталия ничего не знают о ранениях сына. "Я потом расскажу, потому что знаю, им это воспринять будет очень тяжело, – беспокоится парень. – Они только знали, что я хотел ехать в Киев, но постоянно меня отговаривали, потому решил не говорить. А так, они спокойны – я сейчас на учебе. Маме потом скажу, что ранили. Она поймет!.. Когда выезжал из Харькова, осознавал, что может произойти, что еду не на прогулку. Но все равно до конца всерьез это не воспринималось, даже когда уже прилетели пули, было странно – на самом деле это или нет. Все время была уверенность в себе. Когда пуля задела, первая мысль была: "Не прокатило".

Виталий говорит, что борьба еще не окончена: "Нужно сформировать такую власть, которая бы подчинялась, боялась народа, чувствовала ответственность. А не такую власть, как в России, которая при необходимости выгнала отряд силовиков, разогнала недовольных – все решено. Когда все деньги, которые зарабатываются народом, оседают у кого-то в карманах, это неправильно. Еще много работы. Даже в Харькове, где я сейчас живу, остались при власти те же два человека, которые и были – Кернес и Добкин (уже после интервью Михаил Добкин был уволен с должности главы Харьковской ОГА - ред.). И если будут выборы, есть большая вероятность, что они останутся, причем не за счет фальсификаций. Потому что они сформировали культ. Все СМИ Харькова подчиняются им, поэтому всюду говорится только то, насколько они хорошие, однако никто не говорит, что они там делают на самом деле. Все говорят, что в городе устанавливали самую большую новогоднюю елку, но ни слова о том, что на заводах устраивают практически рэкет".

Стоили ли все жертвы и потери этих дней того, что мы имеем сейчас? "Нет, не стоили, – говорит Виталик. – Но я буду стараться делать все, чтобы эти смерти были отданы за нечто большее. А сейчас, по сути, ничего не сделано. То, что Янукович сбежал, но продолжает откуда-то что-то рассказывать – это мизер. Еще нужно приложить много усилий, чтобы добиться лучшего. То, чего мы достигли сейчас, это только ступень". Поэтому по возвращению в Харьков, попытается и сам что-то изменить, в первую очередь, в студенческих организациях.

21-летний Богданиз Пятихатского района Днепропетровской области говорит, что он - член "желтой сотни". "Какой это такой?", – спрашиваем мы. "Это секрет! (смеется) Мы бегали по два-три человека. Такие себе "відчайдухи". Не боялись брать на себя ребят, которые потерялись, которые не "раздуплялись" на Грушевского. Надо же показывать пример", – говорит он.

На Майдане Богдан с середины января до перемирья. В очередной раз в Киев приехал с двумя друзьями в ночь на 20 февраля.

"До того смотрели видеотрансляции онлайн. Решили, что это жесть – надо ехать, что-то делать с этими стрельбищами. Видел, что на Майдане в людей стреляют, убивают и калечат их. Почему кто-то себе такое позволяет? Я не мог подобного допустить. Если у меня есть сила, то почему бы людям не помочь. Мы спортивные парни, раньше занимались киокушинкай карате. Приехали и сразу на передовую. У меня одного была "защита": футбольные щитки, хоккейки, налокотники и реглан, курточка. Около Стелы стоял водомет, а справа от него над входом в "Глобус" мы накидывали скаты, бросали коктейльчики. На нас летели гранаты – но это такое, не очень страшно. Потом по ту сторону баррикад стали использовать гранаты посильнее. До того, если рядом рванула граната, можно было собраться. В тот же момент – нет. Я видел, как рядом "гепнула" граната. Один парень собрался, другой – нет. Мы взяли у него щит и втроем побежали закидывать коктейлями – двое со щитом, и я сзади. Потом подошли к нам ребята из Самообороны, не знаю, какая сотня, и мы пошли в атаку.

Несколько раз целенаправленно бежали к водомету, закидывали его коктейлями – он загорелся. Из-за него бросили гранату, я прикрыл щитом левую сторону, а правая оказалась открытой. И оттуда прилетело… Резиновые пули и картечь. Попало в руку и в грудь. Как потом оказалось, было пробито легкое. Но в тот момент я ничего не понял. Когда уже начал спускаться по шинам, стало тяжело дышать. До медиков дошел сам. Потом меня куда-то понесли. Ждали скорую. Там только понял, что у меня что-то внутри. Довезли в больницу. Теперь все нормально, спасибо хирургу, что он из меня картечь достал. Правда, маленькие кусочки остались. Они там и будут уже. Нет смысла меня снова разрезать, искать их".

Богдан рассказывает, что был в январе и на Грушевского. Там, как он говорит, был "первый опыт его борьбы".

"Что такое коктейль Молотова? Что вы такое спрашиваете? Знал давно. Думал, что это обычный бензин в бутылке. Но туда можно еще добавить и пенопласта, и ацетона. Все горит и лучше, и дольше".

Когда началось перемирие, он уехал. "Понимал, что во вторник, 18 февраля, надо было возвращаться, но не пускали и родственники, и знакомые. Денег не давали, чтобы я не уехал. Но я сделал по-своему. Ехал на поезде. Пропустили нормально. Как не пропустят меня в джинсах и рубашечке – миленький мальчик, какой из меня террорист и революционер. Я просто приехал на концерт группы "84" в Bingo".

Родные Богдана знают, где он и что с ним. "Моя сестра в Киеве. Она в шоке, – рассказывает парень. – Но меня не удержишь. Я не принадлежу ни к "Правому сектору", ни к "Ультрасам" – я, можно сказать, народный ополченец. Просто некоторые боялись бежать туда, а я – нет. Но были моменты, когда просто надо было дожимать – отступать некуда было. Если бы мы этого не делали, нас бы потом переловили всех. Кому это надо?".

А после парень рассуждает о коррупции в Украине: "Хотел я поступать в Академию МВД в Киеве, учиться на эксперта-криминалиста. Прошел тесты, все хорошо. Приехал в Днепропетровск в больницу МВД. Прошел всех врачей, оставался только терапевт. Мне отец говорит: "Там все платят: генералы, майоры, давай и мы заплатим". С чего вдруг, я вообще здоровый, чего я должен платить врачам за справку. В итоге, нашли в моей детской карточке, что у меня был изгиб желчного пузыря, а после и острый гастрит "обнаружили", которого на самом деле не было".

Если бы встретил Януковича? "Даже не знаю, но разочек бы приложился. Но, мне кажется, сейчас бы любой приложился. А потом бы уже привел на Майдан, а там бы люди решили – вместе же победу зарабатывали. Лучше посадить в тюрьму! Пусть сидит с ворами в законе – они научат его жизни".

Было ли страшно? "Страшно было лет в пять, когда к доктору приводили. А на Майдане – чего там страшного? Там адреналин зашкаливает, никакого страха нет. Тем более, я с Днепропетровщины. Если бы мы все приехали, тут бы такое было. Не приехали – потому что у кого-то есть уже семьи, кто-то занят. А у меня не было причин оставаться дома. После всего увиденного за эти дни начали сниться сны о событиях на Майдане. Думаю, это просто стресс. Конечно, я внутренне изменился, но этого не показываю – такой у меня характер. Зато теперь я знаю, что можно положиться на человека, который стоит рядом, которого ты не знаешь, но он с такой же, как у тебя, целью. Эта цель объединяет сердца, и ты понимаешь, что это не какая-то подстава, и можешь довериться человеку, которого впервые видишь на Майдане. Вот это изменилось", – говорит Богдан.

"Как поправлюсь, схожу в МакДональдс, друзей проведаю. Буду продолжать бороться. В Крым хочу поехать. Нужно намутить какой-то "броник". Да и вообще, я ж фартовый. А то чего они напали на Украину? Это ж война, а я – нормальный дядька, могу оборонять свою Родину, могу держать автомат… если дадут. Все мы такие парни с Днепропетровщины".

Продолжение следует…

Надежда Майная, Татьяна Катриченко

Фото Владислава Мусиенко

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред