Восемь месяцев в плену уже провел волонтер Владимир Жемчугов. Его с ампутированными руками, множественными ранениями лица, глаз и туловища террористы самопровозглашенной ЛНР обвиняют в диверсионной работе.
Мы встречаемся в киевском кафе. Елена Жемчугова родом из Луганской области, как и ее муж. Но вот уже несколько лет семья живет в Тбилиси. Елена говорит: "Мы могли бы увидеться и у нас дома в Киеве, но мама мужа — пожилой человек и очень волнуется, когда речь идет о сыне...". Хотя на самом деле, слово "волнуется" звучит уж слишком осторожно и просто. Пожилая женщина не спит по ночам, часто плачет, сильно похудела. И все потому, что ее единственный сын, 45-летний Володя, вот уже восемь месяцев в очень тяжелом состоянии в плену ЛНР.
Елена пришла сразу из приемной Администрации президента Петра Порошенко. Показывает несколько писем — и лично от мамы Владимира Жемчугова, и от общественной организации. Во всех — просьба посодействовать в освобождении заложников. На этот раз Елена решила попросить о личной встрече с гарантом Конституции.
"Но надежды на это мало. Все обращения передаются в Центр по освобождению заложников при СБУ", — тут же замечает она. Когда раньше родственники пленных просили уполномоченную президента по мирному урегулированию ситуации на Донбассе Ирину Геращенко помочь организовать их встречу с Петром Алексеевичем, то слышали в ответ: "У Президента очень напряженный график работы". И мы понимаем, не встречается — значит, нечего нам сказать".
За последние полгода все чаще можно услышать, что родственники пленных украинских военных и гражданских, как и они сами, попали в капкан Минских соглашений. Из мнимых "республик" все громче звучит фраза, что обменять пленных могут только на принятие закона об амнистии.
По словам представителя Украины, в политической подгруппе трехсторонней контактной группы по урегулированию ситуации в Донбассе Ольги Айвазовской, закон об амнистии будет подписан тогда, когда на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей пройдут демократические выборы, и они будут признаны. "В этом году нет никаких перспектив организовать их там", — замечает тут же Айвазовская.
"А о какой амнистии может идти речь во время боевых действий? — задает риторический вопрос и сама Елена Жемчугова. — Вот я только что шла мимо Рады, там протестовали против выборов на Донбассе".
"Тех, кто приходил к Володе в больницу с лекарствами, забирали на допрос"
Владимир Жемчугов попал в плен в конце сентября прошлого года.
"Я первой узнала, что случилось с мужем. Мне позвонили 29 сентября "полицейские" из Луганска. Я тогда была в Тбилиси, — рассказывает "Главреду" Елена. Они мне сказали, что Владимир в тяжелом состоянии в областной больнице. Пытались у меня выяснить, что могло произойти — возможно, бизнес-разборки или кому-то задолжал деньги. Сказали, что кто-то дал ему гранату в руки. Сообщили, что Володю нашли где-то под Луганском. Точно не объяснили где. Они вообще не все говорили, и у меня были сомнения, что это действительно правда. Тем более номер телефона, который оставили, после не отвечал. Я была шокирована. Окаменела. Билеты в Киев смогла купить только на 1 октября. Звонила в больницу в Луганск — я сама медик, окончила Луганский медицинский институт. Но городские телефоны не отвечали. Попросила однокурсницу узнать, находится ли мой муж в больнице в реанимации, и если нужны лекарства, то купить и передать их туда. Это уже потом оказалось, что своей просьбой я "подставила" ее и других. Я все время об этом думаю и морально переживаю. Тех, кто приходил к Володе в больницу с лекарствами, забирали на допрос. Об этом я узнала позже. Мне сказали, что к нему никого не пускают, у его палаты установлен конвой. Почему? Были предположения, что неосторожно высказывал свои взгляды и его подставили. А когда узнала, что забирают всех на допрос, поняла, что все не так просто. Было очень больно. Ощущала каждой клеточкой его физические страдания. Только сознание того, что я единственный человек, который буду за него бороться до конца, давало силы искать выход, не опускать руки. Друзья старались помочь, как могли и сейчас поддерживают. Благодаря им держусь. Находила позитив в окружении, чтобы этот позитив мысленно посылать мужу. Чтобы ему дать сил, чтобы он обязательно выжил. Слава Богу, выжил!".
Сегодня у Владимира ампутированы обе руки в области предплечий, он практически не видит — отслоилась сетчатка, рубцы на роговице, "дырка" в барабанной перепонке и "дышит" он через ухо, удалена часть кишечника, постоянно выходят осколки из ноги. Почему и при каких обстоятельствах такое могло произойти, Елена не понимала.
"Я знала, что Володя ездит в Красный Луч, — говорит нам она. — У нас там есть квартира. Из Луганской области, когда начались военные действия на Востоке, перевезли маму в Киев. Он приезжал из Тбилиси в Киев к ней. Бывал и в Красном Луче — вывозил вещи. Всегда помогал другим — вывозил знакомых оттуда, привозил деньги, лекарства, продукты. Возможно, это и было опасно. Но об этом не очень задумывались — в Красном Луче в 2015 году уже никто не стрелял. Мы пережили в 2008 году войну в Грузии, аннексию Южной Осетии. Понимали, что так будет и с Донбассом. Очередное Приднестровье. Когда весной 2014 года мы приехали в Луганск, здание СБУ уже было занято. Со всех сторон слышали: Россия нам поможет. Наверное, все привыкли мыслить советскими категориями. Да и близость к российской границе влияет очень на такое мышление тоже. Никто не задумывается, что Украина — это твой дом, и ты пускаешь в него войну. Владимир эту ситуацию очень остро воспринимал. Мне очень тяжело говорить, когда именно на Донбассе произошли вот такие изменения в сознании людей. Но спровоцированы они были, к сожалению, и из центра Украины. Муж, видимо, чаще был по ту сторону разграничения, больше понимал, куда падает его родина".
После приезда в Украину Елена не знала, к кому обращаться.
"С 1 октября 2015 года начался наш долгий путь к освобождению, — говорит она. — Я стала искать, тех, кто может заняться моим мужем и будет договариваться насчет обмена. Толком никто не соглашался. Уже все волонтерские организации были отстранены. Только я этого не знала и не понимала. Переговорщики в первые десять дней не говорили даже, что при СБУ есть Центр по освобождению заложников. До того я была в киевском офисе Международного Красного Креста. Но и они ничего не могли обещать. Да и сегодня их все также не пускают на тех территориях к заложникам и даже к тяжело больным. Заявления в ООН и ОБСЕ в первый месяц также не дали никаких результатов. Как, впрочем, и сейчас".
Елена подала иск в Европейский суд, обращения в представительство ЕС в Украине, к главам нормандской четверки, даже папе Римскому и королеве Великобритании написала.
"Это прошли все родственники заложников, результаты нулевые", — констатирует Жемчугова.
Обменять тяжелобольного Жемчугова пытались несколько раз. "В ноябре обмен один на один сорвался", — говорит она и вспоминает, как выехала в зону АТО с реанимобилем, сотрудниками СБУ и двумя врачами: "Еще в начале ноября переговорщики от ЛНР заявляли, что муж очень тяжелый и врачи не разрешают его транспортировать. Голова от этой мысли разрывалась. Обманывали. Мы это поняли позже. Потом сказали, что отдадут Жемчугова, если приедет жена и напишет заявление, что не имеет никаких претензий. Я согласилась. Не отдали. 15 ноября мы приехали в Краматорск. Состоялся обмен с ДНР. А мне сказали, что надо ждать ответ из ЛНР, когда ехать на нулевой блокпост. Мы ждали — день, два… и ничего не произошло. Я в Краматорске прожила семь дней. Написала Ирине Геращенко, и она мне ответила, что на минских переговорах 17 ноября ЛНР им заявила, что Жемчугова отдали родными, и что он дома в Красном Луче. Я потом набрала Кобцеву (Ольга Кобцева — представитель самопровозглашенной ЛНР. — Авт.): та сказала, мол, если мы хотим, чтобы его отдали в формате "один на один", то можем и не надеяться. Сказала, что на Владимира в Луганске сильно потратились на лечение, и теперь им нужен еще один человек тоже тяжелобольной, а Украина вообще не выполняет соглашение. Хотя даже на видео "министр госбезопасности" ЛНР Леонид Пасечник говорит, что Жемчугов им уже не нужен, они готовы его отдать".
"Понять, кто виноват сложно, — рассуждает жена пленного. — Считаю, что обе стороны. И непонятно, почему представители ЛНР вначале подтвердили обмен одного на одного, а через два дня его изменили и стали выдвигать другие условия. Кто-то там рассказал, наверное, кто такой мой муж. Может, он сам не выдержал. На него там жутко психологически давили. Говорили, что жена отказалась, что никто за него не борется, что Украине он не нужен. Наша сторона долго думала тогда над вариантами. Было такое впечатление, что не понимали, кого должны освобождать. Никто не заявлял о нем кроме родных".
"Я написал заявление, что добровольно согласен помогать украинской армии"
Известно, что ныне мужа Елены обвиняют в диверсионной работе — подрыве железнодорожного полотна в районе Лутугино и электроопоры в Хрящеватом. Ведется "расследование" и будет "суд".
В ЛНР уверены, что "вербовка Жемчугова была осуществлена военнослужащими Вооруженных Сил Украины весной 2015 года в Киеве, где после подписания соответствующих документов ему был присвоен соответствующий псевдоним и отработано задание по сбору информации в отношении передвижения личного состава и военной техники ЛНР, также и других значимых событий республики в целом".
Так что же произошло 29 сентября в Луганской области? Об этом сам Владимир рассказывает на видео, которое появилось в Сети спустя почти два месяца — 25 ноября 2015 года, сразу после несостоявшегося обмена.
"С прошлого года, когда началась война, ездил помогать родственникам, перевозил их, периодически пересекая линию разграничения", — говорит мужчина с закрытыми глазами, сидя на больничной кровати. Уже вскоре становится ясно: у него, действительно, нет обеих рук до локтей. "Я открыто высказывался, что не поддерживаю свержение власти в Луганской области, — продолжает он. — В Киеве мне позвонили, предложили встретиться. Сказали, что организовывается партизанское движение и предложили принять участие. Купили мне смартфон, установили программы и предложили помогать — оперативно сообщать все, что я вижу, когда езжу. Я написал заявление, что добровольно согласен помогать украинской армии. Сказали, что я буду официально военнослужащим ВСУ…".
Надо сказать, что 1 октября один из украинских ресурсов опубликовал новость с заголовком: "Гражданин России планировал диверсию на территории ЛНР. "29 сентября два "добровольца" из России в поселке Хрящеватое (Краснодарского края) пытались подорвать электроопору, идущую со стороны РФ", — говорилось в сообщении. Хотя Владимир — гражданин Украины. Елена пыталась найти того, кто написал эту новость, но не смогла.
"Первые три месяца он был в палате один под охраной. Владимиру не оказывается специализированная медицинская помощь. Нужны срочные операции на глазах, но в ЛНР их не проведут, нет возможности. Ему очень сложно, ухода нормального ведь тоже нет. Редкие купания и бритье. На прогулки его не выводят. Может, сейчас к нему привыкли, и стали более душевно относиться, но первое время это было "побивание камнями", психологическое давление и унижение", — говорит Елена. Поговорить с мужем Елене удалось несколько раз. Володя спрашивал, как домашние дела, говорил, что действительно очень плохо себя чувствует — были моменты, когда приходилось ползать по полу, потому что болел позвоночник. Как потом сказали врачи, ему вообще нельзя двигаться, даже вставать, чтобы сетчатка полностью не отслоилась".
"Владимир до сих пор не отказался от своих украинских взглядов даже под угрозой того, что его не будут лечить, — продолжает жена. — И что самое обидное, он там не отказался, а здесь его не могут оттуда вытащить. Еще до 26 декабря "та" сторона как-то обсуждала варианты обмена. Требовала то двоих, то четверых человек. Но наша настаивала: только один на один. Вот так и затянули этот вопрос. А потом началось судебное расследование. Цена возросла. Последний раз в феврале от ЛНР звучало, что они хотят уже пять человек взамен. Ответ нашей стороны был таков: "Мы не можем отдавать убийц, нас осудит общественность". А я бы вот хотела спросить у общественности, осудит ли она? Я хочу спросить у тех мам, у которых погибли дети на войне, — хотят они, чтобы единственный сын моей свекрови, у которого очень тяжелое состояние, был дома или находился там, в ЛНР? Если сейчас не сделать операцию на глаза, то зачем тогда протезы для рук? Но тут никто не хочет ставить себя на место моего мужа, который беспомощный, который зависит от тех же сепаратистов. И то, что мы сейчас говорим о патриотизме — это одно. Но надо же понимать — там человек находится в очень тяжелом состоянии".
Но тяжелое состояние Владимира Жемчугова пока не влияет на процесс обмена. Это сложнее всего понять его пожилой маме. "Мама не может понять — как такого тяжелораненого человека столько месяцев можно удерживать, не отдавать Украине, родным? Неужели не понятно, что он уже и так заплатил сполна своим здоровьем? Обе стороны обвиняют друг друга, и не могут решить вопрос о его освобождении. Сердце разрывается на кусочки у обеих. Хочется поехать к нему. Но маме 77 лет, и она слабая для таких поездок, теряется. Может просто не доехать. Поэтому не пускаю. А я?.. Понимаю, что мной будут только шантажировать мужа, чтобы взял на себя другие дела. И если со мной что-то случиться там, то кто будет дальше беспокоиться за освобождение мужа?", — говорит Елена.
А тем временем Владимира не только не отдают, но и угрожают перевести из больницы в СИЗО, где нет условий для содержания таких больных.
"Все ждала, что президент волевым решением сможет отдать распоряжение и обменять Жемчугова"
Елена вспоминает, что накануне событий на Майдане они решили вернуться из Грузии в Украину: "Какой бы ни была прекрасной Грузия! Но очень хотелось вернуться в Украину! Стоял лишь вопрос, где будем обосновываться. Но не вернулись. Знаете, Владимир очень прямолинейный. Если думает, что прав, будет идти напролом, доказывать. Он даже в этой непростой ситуации доказывает: Донбасс — это Украина, его родина — Украина".
"Наверное, моя ошибка в том, что я долгое время не афишировала, — предполагает Елена Жемчугова. — Боялась?.. Да, боялась… Мы сами с Донбасса и не хотелось с той стороны камней, грязи, мне нужны были силы, чтобы двигать процесс освобождения. Но после появления того видео эти проклятия все равно посыпались. Я сейчас стараюсь с той стороной ни с кем не общаться".
На подконтрольной Украине территории Елена стучится во все двери. Но открывают не везде. Украинская сторона отмалчивается, европейцы говорят, что вмешиваться не могут.
"Вопрос с мертвой точки не сдвигается, — говорит Жемчугова. — У всех родственников пленных — апатия, депрессия. Опускаются руки. Мы друг друга взбадриваем. По большому счету, этот вопрос уже, наверное, не настолько интересен и не тревожит души людей. После выхода телесюжета о муже мне написали и позвонили всего три человека. Какой выход, нам никто не говорит. Нам заявляют: мы не дадим шантажировать Украину. Но ее, тем не менее, шантажируют не полгода, а два года. Сейчас очень хочется надеяться, что у нашей стороны есть рычаги давления на ту сторону".
"Мне очень интересно — знает ли всю ситуацию президент? — говорит жена пленного Жемчугова. — И почему в первые месяцы наша сторона так неактивно боролась за моего мужа? Даже просто потому, что он в таком тяжелом состоянии. Мне говорили — не надо о нем везде говорить, чтобы не набивать цену. А ведь цену в Луганске назвали еще в ноябре, когда выпустили тот видеодопрос. И уже восемь месяцев только и слышу — мы работаем, у нас есть варианты, та сторона не отвечает, не отдает. Мне говорили, что президент знает о нас. Поначалу я все ждала, что он своим волевым решением сможет отдать распоряжение и обменять Жемчугова на кого-то значимого для них, и наконец-то мы сможем его обнять. Да, он не военный, но надеется, что заслуживает у своей Родины уважения. В таком тяжелом состоянии, под психологическим прессингом, зависимый от других лиц в полном смысле, он не отказывается от своих взглядов. Сейчас время упущено. Ныне в Луганске мало официально подтвержденных пленных, вот они и держат Владимира ради своих требований об амнистии. Но все же надеюсь и верю, что в ближайшие дни пройдут переговоры, мой муж будет освобожден и наконец-то закончится это глумление над беспомощным человеком".
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Читать Главред в Facebook
