Семён Бадаш — однолагерник и бывший друг российского писателя Александра Солженицына, который умер в 2008 году, написал ему "Открытое письмо", обвинив автора книги "Архипелаг ГУЛаг" в том, что тот был приспособленцем, стукачом и обманщиком.
Послание появилось в американском эмигрантском журнале "Вестник", №15, 2003, когда знаменитый писатель еще был жив, пишет издание "Толкователь".
В своем письме Бадаш рассказывает, как на самом деле проходили восстание в лагере в Экибастузе: его организаторами стали бандеровцы, тогда как русские в основном были бывшими солдатами СС и полицаями — и остались в стороне, о чем Солженицын предпочёл не писать.
Однолагерник писателя также возмущен неадекватным его отношением к своим бывшим друзьям, в том числе и к людям, которым он был многим обязан.
Бадаш уличил Солженицына в неверном изложении в "Архипелаг ГУЛаг" забастовки-голодовки в Экибастузе зимой 1952 года, и практически полном отсутствии информации о Норильском восстании в 1953 году.
Свои воспоминания Бадаш изложил в рукописи "Между жизнью и смертью", в которой он упоминал о том, как в Экибастузе с "папкой нормативных справочников ходил в колонне зэков нормировщик Саша Солженицын".
"При описании вами забастовки-голодовки в Экибастузе зимой 1952 года верно рассказано лишь об уничтожении стукачей, названном вами "рубиловкой", пишет Бадаш, Вы, Александр Исаевич, только догадывались о существовании нелегального многонационального лагерного Совета зэков.
Вы писали: "Очевидно, появился и объединенный консультативный орган — так сказать Совет национальностей". А Совет был, и действительно многонациональный. От евреев в него был приглашен я, а инициаторами и руководителями были авторитетные у бандеровцев братья Ткачуки. Вы, Александр Исаевич, выражали удивление, как точно узнавались стукачи. А ларчик открывался просто. Когда "куму", то бишь оперу, потребовался дневальный, чтобы мыть в его кабинете полы, топить печь и т.п., нашим Советом был подослан молодой паренек из бандеровцев, который и сообщал, кто ходит к "куму" стучать. Но стукачей убивали не сразу. Сначала каждый стукач вызывался на Совет, и если раскаивался, то за ним устанавливалось наблюдение. И если оказывалось, что он продолжает ходить к "куму", то тогда Совет принимал решение о его ликвидации. (Решение считалась принятым только при единогласном утверждении всеми членами Совета). Ненависть к стукачам была такой сильной, что в исполнителях приговоров недостатка не было — особенно среди западноукраинского молодняка.
В "АГ" вы, Александр Исаевич, ничего не сказали о национальной принадлежности этих стукачей. В большинстве они были русскими или прибалтами. Ни одного стукача из бандеровцев не было", — пишет Бадаш.
"Подозреваемых в этих убийствах сажали во внутрилагерную тюрьму (БУР) — в одну общую камеру, а в другой камере содержали стукачей, сбежавших из зоны из боязни расправы. 21 января 1952 года начальник режима Мачаховский открыл в БУРе эти две камеры, и стукачи начали избивать предполагаемых убийц, требуя назвать вдохновителей и организаторов убийств. Возвращавшиеся с работы колонны зэков, услышав крики о помощи, чтобы помочь избиваемым, по команде руководителей-бандеровцев начали осаду БУРа. Стали ломать забор, окружавший БУР. В этом участвовали в основном бандеровцы, и к ним присоединилось небольшое число зэков других национальностей.
В "АГ" это опущено, ибо вы постоянно принижаете роль бандеровцев (вы также неверно именуете их "бендеровцами"), хотя их в лагере было около 70%, и именно они, а не русские, как вам бы хотелось, были основной силой*.
Вы осаду БУРа и открытие перекрестного огня по зоне с четырех угловых вышек перенесли на 22-е января, чтобы совместить эту дату с Кровавым Воскресеньем. Но все зэки Экибастуза помнят дату 21-го января, ибо это был день смерти Ленина. Кстати, не вы ли писали, что при открытии по зоне огня сидели в столовой и доедали свой ужин, а когда стрельба прекратилась, побежали прятаться в барак?
(*Русских по пункту 10 было мало, большинство были по пункту 1б — власовцы или советские военнопленные, пошедшие на службу в СС с соответствующей татуировкой группы крови под мышкой. В Экибастузе были два отдельных барака, в которых содержались каторжане с отличительными от нас всех буквами "КТР" на одежде — осужденные по Указу Верховного Совета от 1943 года за пособничество немецким оккупантам. В их числе были бывшие бургомистры, полицаи, работники передвижных немецких душегубок, расстрельщики евреев или вешатели пойманных партизан. Почти все они были русскими, и так как от остальных зэков их отделили, то и бригадиры назначались из их же среды. Вы это знаете не хуже меня, но об этом молчите. Вот мне и приходится напоминать).
Как реально проходил ваш "детский срок" заключения — в 8 лет. (Вы сами сроки в 5 и в 8 лет, когда у большинства были по 25, у меньшей части — по 10 лет, называли "детскими"). После кратковременного пребывания в промежуточном лагере под Новым Иерусалимом, вы попали на строительство дома у Калужской заставы в Москве, и сразу стали зав.производством, а затем нормировщиком. Вы описываете подробно своё привилегированное положение: жили в большой комнате на 5 зэков, с нормальными кроватями, с нестрогим режимом.
Вас для вербовки в стукачи вызвал "кум", то бишь опер МГБ. Об этом вы подробно пишете. Вот лишь одна цитата: "Страшно-то как: зима, вьюги, да ехать в Заполярье. А тут я устроен, спать сухо, тепло и бельё даже. В Москве ко мне жена приходит на свидания, носит передачи. Куда ехать! Зачем ехать, если можно остаться?" И вы даете подписку о сотрудничестве с МГБ под кличкой "Ветров". Не является ли это еще одним вашим противоречием: то вы гордитесь своей фронтовой храбростью (бесстрашно ходили или ездили по минным полям), то поддаетесь на вербовку МГБ, что сами характеризуете как непростительную слабость. А когда вас всё-таки шуганули в Экибастуз, вы и там пристроились сперва нормировщиком, о чём вы умалчиваете, а затем — бригадиром, о чём упоминаете вскользь. Из 8 лет заключения, 7 лет вы ни разу не брали в руки ни пилы, ни лопаты, ни молотка, ни кайла.
…Наконец, когда после нашей 5-дневной, с 22 по 27 января, забастовки-голодовки (голодовка была снята по распоряжению лагерного Совета, в виду опасного ухудшения состояния многих участников) объявили о планируемом расформировании лагеря, вы, чтобы снова избежать этапа, легли в лагерную больницу, якобы, со "злокачественной опухолью". То была настоящая "темниловка". Причём, вы пишите, что вас должен был оперировать врач Янченко, тогда как единственным хирургом в Экибастузе был врач из Минска Макс Григорьевич Петцольд.
То, что вы "темнили" в лагере, стремясь избежать этапа, можно понять. Но вы и в "АГ" продолжали "темнить" относительно вашего ракового заболевания, о котором набрались поверхностных знаний на уровне популярных брошюрок
В Экибастузе этой "темниловкой" вам удалось спастись от этапа, а из ссылки — вырваться в областную онкобольницу, давшую вам материал для романа "Раковый корпус". Но что побуждало вас продолжать эту "темниловку" потом, в ваших книгах, когда вы уже стали всемирно известным писателем с репутацией бескомпромиссного правдолюбца? Неужели мировая общественность заслуживает от вас, бывшего советского зэка, такого же отношения, как лагерные кумы и оперы, с которыми приходилось "темнить" для того, чтобы выжить.
В "Телёнке" вы писали: "Писать надо только для того, чтоб об этом обо всем не забылось, когда-нибудь известно стало потомкам". Следуя этому совету, я и написал это Открытое письмо", — говорится в статье.
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Читать Главред в Facebook
