Волонтер Олег Котенко: "Мы участвовали в организации побегов из здания донецкого СБУ"

Начало.

Олег Котенко разговаривает по-русски и ездит по Киеву на машине с донецкими номерами. В прошлом активный предприниматель, а ныне — волонтер, прошел Майдан, организовывал в оккупированном Славянске подполье, а после освобождения вернулся в город в качестве заместителя командира батальона "Киев-2". Его имя не слышали многие украинцы, но его хорошо знают те, чьи родственники попали в руки террористов на Донбассе. С лета 2014 года Котенко и организованная им волонтерская группа "Патриот" ведет переговоры об освобождении заложников боевиков. В их послужном списке сотни имен и фамилий, в их головах — тысячи идей, как вести тяжелые переговоры.

Мы встречаемся в центре Киева за чашкой чая. Во время беседы у Олега то и дело звонит телефон. "Я могу отвлекаться… Переговоры идут", — предупреждает он. И я слышу из его уст уже хорошо знакомые фамилии военных.

— Откуда взялись цифры для обмена между Украиной и самопровозглашенными "республиками" — 618 и 47?

— Для начала давайте я Вам назову все цифры. В первом списке, который Украина получила с той стороны приблизительно полгода назад, было более 1300 имен. Когда стали разбираться, увидели в них самых разных людей, например, тех, кого мы уже освободили. Затем появилась другая цифра — более 860-ти. Мы снова начали искать и некоторых не находили. Попросили и эти списки уточнить. И вот в последнем 618 человек. Из него так и не были убраны имена всех тех, кто не имеет абсолютно никакого отношения к военным действиям на Донбассе — таких около пятидесяти: воры в законе, братья-сестры тех, кто воюет, и люди, не имеющие отношения к военным действиям. Многих из того списка наши гуманные суды уже отпустили по закону Савченко...

— Кого это многих? Такое впечатление, что Вы говорите о сотнях людей...

— Не столько! Есть и те, кто уже не находится под юрисдикцией СБУ, а, скажем, МВД, прокуратуры. Но самое важное, что большинство из этих 618 человек не желают возвращаться в "ДНР" (террористическая организация. - ред.) и ЛНР, хотят досидеть свой срок здесь, а после остаться в Украине.

— Не получилось ли так, что Украина из названных Вами 1300 людей в свое время сама подтвердила наличие только 600, поэтому боевики сейчас и держаться за эту цифру?

— Нет. Это не мы вывели цифру 618. Да мы и не могли этого сделать, потому что старались избежать неравноценных обменов. Кроме того, раньше нам удавалось менять даже в плюсовую сторону — забирать больше, чем отдавать. Но это было в 2014 году. Затем та сторона настаивала, что надо менять один к одному. Полгода назад появилась новая формула — один к двум. Но для нас не существует разницы один к двум или один к десяти. Мы готовы отдать и двадцать сепаратистов за одного нашего военного. Знаете, почему? Потому что люди, которых они захотят вернуть уже завтра, попадают к спецслужбам ежедневно, пересекают блокпосты, идут в ДРГ, являются координаторами огня. Для нас игра цифр разницы не имеет. С той стороны же настаивают: "всех на всех" и амнистию. А амнистию они хотят для себя. Поэтому и им не важны цифры. Я всегда говорил, что обмен всех на всех — нереальный. Потому что идут боевые действия, и каждый день люди попадают с обеих сторон. Обмен всех на всех может существовать только при одном условии: когда закончатся боевые действия и будет перекрыта граница. Пока же идет противостояние, в таком формате обмен будет неэффективный. А вообще слово "обмен" надо из процесса убирать. Это передача. Вот посмотрите, что в Крыму или в России. Там берут людей для чего? Чтобы торговаться. Так поступает Москва и здесь. Это нечестно! Повторю: для нас торг неуместен. Я знаю, что об этом думает президент и его уполномоченная по мирному урегулированию Ирина Геращенко — они за скорейшее освобождение заложников.

— Но еще год назад решали равноценный ли обмен, можно ли обменивать солдата на офицера?..

— Поверьте, мы четко понимаем, как надо проводить обмен. Раньше могли торговаться, потому что понимали, что с нами напрямую играют спецслужбы России — в списке первыми номерами они нам ставили солдат, а добровольцев и офицеров во вторую сотню… Что и получилось с полковником Безъязыковым (разведчика Ивана Безъязыкова обменяли в июле 2016 года, — Авт.). Сегодня цифры не принципиальные, принципиальны соглашения.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:Полковник Иван Безъязыков: меня освободили из плена, потому что Захарченко обо мне забыл

— Тогда почему сейчас нет обменов или, как Вы говорите, "передач"?

— Решение вопроса об освобождении пленных в голове одного человека — Путина. Я прошел большой путь переговоров с боевиками, могу придумать массу схем для освобождения людей и пытаться их реализовать, но мы сейчас уткнулись в стену — должны вести переговоры только с Москвой.

— Мы сейчас говорим о списке из 47 человек?

— Давайте уж будем точными — о списке из 57 человек. Хотя с той стороны продолжают настаивать на 47, и даже 45, мол, двоих передали (Владимира Жемчугова и Юрия Супруна освободили в сентябре 2016, — Авт.). В процессе освобождения много нюансов, которые надо учитывать. Всё, даже цифры, можно переиграть, если только четко понимать, с кем мы ведем переговорный процесс. Если нам приходится разговаривать с Дашей Морозовой, то мы ее не воспринимаем всерьез, ведь она все равно ничего не решает. Если к нам обращается Захарченко, то мы тоже реально понимаем, что из 47-ми он нам тоже отдать никого не может. Это может сделать только тот человек, который руководит по линии Путина. Но сторона ДНР-ЛНР все равно хочет вернуть кого-то из своих, в обход Минска, и выходят на нас. Мы просим предложить встречные варианты. И если нам говорят о пропавших без вести, то мы понимаем, их вернуть они не могут. На всякий случай просим сфотографировать человека с газетой за вчерашний день, тогда будет разговор. Находится много мошенников, которые пытаются выудить телефоны родных пленных, шантажировать их, вымогать деньги. Поэтому мы задаем определенные вопросы, на которые нам должны давать ответы, скажем, как звали собаку, которая жила через три двора у этого человека или что-то подобное. Если получаем конкретные ответы, то понимаем, что у этих людей есть связь с нашими пленными, тогда можно говорить об обмене. СБУ всегда идет нам навстречу, вместе разрабатываем целые операции.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Партизан Владимир Жемчугов: мне было тяжело и больно, но я в лицо говорил, что они — оккупанты и предатели

— Как было с полковником Иваном Безъязыковым?

— Да. Но и в этом случае могут спросить, почему так долго… Были свои нюансы. Переговорный процесс не такой, как некоторые привыкли: пойду к Даше Морозовой, скажу, что привезу денег, а она отпустит того, кого надо. Были "переговорщики", которые так делали. Но то время закончилось. Сейчас все под жестким контролем у Путина, и тот будет держать эту политическую карту до конца — никого из этих 47-ми просто так не отдаст.

— Не отдаст тех, кто сейчас содержится в Макеевской колонии? А если говорить о тех, кто находится у "полевых командиров", их можно освободить?

— Их легче забрать. Почему мы не хотим, чтобы многие знали о тех людях, которые удерживаются у "полевых командиров", и "полевые командиры" тоже не хотят, чтобы кто-то знал? Потому что им ранее была дана команда, собрать всех заложников в одном месте, а они ее не выполнили. И на нас выходят, говорят, что отдают человека даже без обмена, только чтобы пресса об этом не узнала. Нам доверяют, потому что мы освободили много людей. И мы пытаемся все делать тихо, насколько это возможно. Безъязыкова по-тихому не получилось.

— Другими словами, за последний год группа "Патриот" освобождала людей из плена, об этом просто никто не знает?

— Да. Об этом знает только СБУ, мать гражданского или военного, командир подразделения, к которому потом тот приходит. И если мы не будем это делать тихо, то нам перестанут доверять, и в следующий раз никого не отдадут.

— Кто эти освобожденные люди?

— В основном тихо забираем тех, кто числится в списках пропавших без вести. А на такие фамилии, как правило, никто не обращает внимания. И мы молчим. Нам не нужен пиар. Собственно, о нас вообще заговорили только в 2015 году, уже после того как мы освободили более ста человек. Мы делаем все, чтобы забрать наших, даже если приходится делать им паспорта, переодеть в сепаратистов, а затем в своих для проезда через блокпосты.

— Почему не сделали паспорта тем, кто содержался в здании донецкого СБУ, ведь еще несколько месяцев назад они беспрепятственно могли покидать его?

— Я Вам скажу больше, мы участвовали в организации побегов из здания донецкого СБУ. Но пойти на такое может только стойкий человек — он не должен был подвести тех, кто его выводил. Нельзя было в автобусе, который направлялся к линии разграничения, ни одним мускулом показать сепаратистам мандраж. Мы думали о побегах только тех, кто мог убежать.

— Безъязыков говорил, что тоже продумывал маршрут…

— Мы ему сказали, чтобы он этого не делал — тогда мы уже вели переговоры.

— Я правильно понимаю, что переговоры по Безъязыкову начинались без участия СБУ?

— Говорили Маргарита (Маргарита Кушнирова — жена Ивана Безъязыкова, — Авт.) и я. СБУ контролировала этот процесс и подключилась, когда поняла, что мы сами обмен не осуществим. И наши спецслужбы отработали все на отлично. Если бы был кто-то другой, а не тот, кто возглавляет сейчас Центр, мы бы этого не сделали. И если бы об этом узнали некоторые люди в Украине, вероятность обмена равнялась бы нулю.

— Вы думаете, сейчас наметилась определенная положительная тенденция в процессе обмена?

— Тема уже поднята на мировом уровне. Еще в 2015 году мы предлагали некие формулы для решения этого вопроса, которые стали работать только сейчас. Среди них передача списков мировым лидерам. Такие же должны быть и у нашего президента всегда под рукой. И в Минск все участники переговоров обязаны приезжать со списками для ускорения процесса обмена.

— Возможно, для эффективности переговоров представители СБУ должны были присутствовать в Минске?

— Я об этом говорил не один раз. Кроме того, мы предлагали Ирине Геращенко встретиться перед ее выездом в Минск, чтобы мы могли рассказать, о чем говорят с той стороны. Там же есть проДНРовское крыло сепаратистов, которое хочет "республику" без Москвы и Украины, и пророссийское, которые видит свою Москву только в Донецке. И эти группировки все время между собой конфликтуют. На этом фоне можно получать выгодную информацию с той стороны.

ЧИТАЙТЕ ТАЖЕ: 8 месяцев плена в ожидании обмена

В 2014 году мы были заинтересованы, чтобы все наши попадали в Донецк, в так называемую "избушку", потому что были такие как "Абхаз" (командир "интернациональной бригады "Пятнашка" Ахра Авидзба, — Авт.), которые просто расстреливали людей. Мы боялись этого. За Петришина (санинструктор из Львова Орест Петришин попал в плен в Дебальцево и был освобожден в октябре 2015 года, — Авт.) у нас просили Maserati. Я лично с теми людьми говорил по телефону, и они мне на ломанном русском рассказывали, что хотят только красного цвета и никакого другого. Разговор был ночью, я им сказал, что в два часа не смогу купить машину в магазине, а утром решим. Утром уже стали просить Mercedes. За это время кавказцы могли убить Петришина. Тем временем мы позвонили в так называемые "официальные органы" ДНР, сказали, где содержатся военнопленные, что они живы, и что их можно забрать для обмена в здание бывшего СБУ на улице Щорса. Даже была перестрелка. Сейчас Петришин жив и уже год как дома.

— Кого Украина передает боевикам в обмен на наших военных и гражданских?

— В основном это обманутые, заблудшие люди, но они имеют отношение к боевым действиям.

— Разве среди них нет граждан России?

— Есть. История нас рассудит. Происходило так, что к нам попадали российские солдаты, а после оказывалось, что они уже были переданы на ту сторону. За одного такого можно было получить десять наших. Если помните, был такой майор Старков — приехал с оружием, заблудился, его взяли пограничники. По нему же была возможность договориться об обмене один к десяти.

— Но его обменяли один на один, отдали за киборга "Рахмана"?

— Это мы так думаем. Я предполагаю, что Старков был отдан ранее. Бывает, что Украина работает на опережение.

— Почему не получилось тихо обменять полковника Безъязыкова?

— Мы, конечно, хотели, чтобы никто не знал об этом. Но полковник Безъязыков — это высокий военный чин, разведчик, и к тому же он числился в списках пропавших без вести. Предав огласке освобождение, с одной стороны, мы дали возможность надеяться всем тем, кого у родные в таких же списках, что Украина всех ищет, с другой — президент хотел видеть Безъязыкова лично.

— Вы знаете, какое количество людей сейчас находится в заложниках у террористов, не считая тех, кто в "минском списке", кто может их забрать?

— Проблема в том, что точно не знаем не только мы, а я думаю, и государство. В каждом отдельном случае мы не начинаем работать, пока не перепроверим все. Наши люди на оккупированной территории должны подтвердить присутствие живого человека, некоторые даже фотографии в свое время присылали. Был случай, когда мы договаривались с неким Володей с позывным "Ландшафтный Дизайн", как матери пленных говорили, "человек бомжеватого вида", что он нам поможет. Так вот этот человек пошел к Козицину (Николай Козицин, главарь "казаков" ЛНР, — Авт.), и тот передал ему двух человек. Их он привез нам на своем старом "Москвиче". И в 2014 году подобные люди были. И у каждого где-то что-то получалось. Я знаю, что командиры 92-й и 93-й бригад самостоятельно вели переговоры и забирали людей. Но сейчас я не знаю, кто может вести такие переговоры. Сейчас все ужесточилось — "полевые командиры" не спешат показывать людей. Даже те, с которыми наша организация сейчас разговаривает, очень осторожны. Мы все время меняем номера телефонов, с которых звоним. Всё это нюансы, но без них обмены могут не состоятся. Я, когда сяду за книжку, все опишу. Иногда мне кажется, что мы единственные, кто по настроенным схемам продолжает работать. Даже смотрю, что государство их подхватывает. Вот я недавно слышал, что собирали священников разных епархий и просили их помочь забрать людей. Это наша схема, она действовала в 2014-2015 годах. Мы вели переговоры с Московским патриархатом, они договаривались с той стороной, и под какой-то праздник им отдавали наших военнопленных. МП вывел больше десяти людей. Просто так. О каждом случае освобождения можно говорить долго. Сейчас о нас говорят, что работаем через криминалитет. Так и есть. С такими людьми легко разговаривать, они за свои слова отвечают. Когда я к ним выезжал один и без оружия, я реально знал, что вернусь назад живым. Такие люди привозили нам людей даже под обстрелами. Звонили, что уже стоят на блокпосте под минометным огнем. Тогда на местном уровне договаривались о 20 минутах "тишины", чтобы мы могли забрать людей.

Читайте продолжение. "Волонтер Олег Котенко: "Рано или поздно Путин бы понял, что заложниками можно торговать".

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред