Передо мной 19 листов бумаги, исписанных ровным аккуратным подчерком. Это ответы на вопросы интервью полковника Ивана Безъязыкова. Накануне мне их передала адвокат разведчика Юлия Попик. Листы сложены в прозрачную папочку. Они пахнут плесенью и влагой. Безъязыков отвечал на вопросы в Лукьяновском СИЗО. Думал несколько недель. В ответах много намеков и объяснений. Иногда кажется, что полковник не хочет быть откровенным, а иногда пытается объяснить все простыми словами. Ответы написаны на украинском, хотя очень заметно, что думает полковник по-русски.
Полковник Иван Безъязыков, начальник разведки ныне расформированного 8-го армейского корпуса с конца февраля 2014 года был вовлечен в операцию, которая после была названа антитеррористической.
16 августа 2014 года Безъязыков получил непосредственный приказ от начальника сектора "Д", полковника Петра Ромыгайла вместе с двумя офицерами — майором юстиции Валерием Шмигельским и капитаном глубинной разведки Евгением Мандажи зайти в поселок Степановка Донецкой области и договориться с боевиками об эвакуации тел убитых после тяжелого боя. Военнослужащие направились на переговоры с белым флагом и без оружия. Там попали в плен к боевикам — сначала к чеченцам, а потом к террористам в Донецке.
Первые девять месяцев Безъязыков провел в здании так называемого "разведывательного управления" террористической организации "ДНР". Все это время он находился в непосредственной близости к Сергею Дубинскому с позывным "Хмурый". Этого человека международные эксперты подозревают в том, что он привез на территорию Украины "Бук", из которого 17 июля 2014 года был сбит пассажирский самолет "Малазийских авиалиний" MH17, в результате чего погибло 298 человек — 283 пассажира и 15 членов экипажа.
По версии СБУ именно во время пребывания у "Хмурого" Безъязыков пошел на сотрудничество с террористами и работал на них. Он носил не только форму российского образца, но и имел личного водителя, некого боевика с позывным "Конон". Его "работа" заключалась в информировании боевиков о расположении сил АТО. Самая яркая сцена в деле — якобы допрос террористами майора ВСУ Руслана Косинского при молчаливом участии Безъязыкова. После возвращения в Житомир Безъязыков ездил к своим кураторам в Ростов и пытался выведать государственную тайну, устроившись на военное предприятие в Житомире…
Полковник Безъязыков отвергает все обвинения, настаивая, что находился в плену у террористов и вел себя соответствующим образом. К тому же, как разведчик по мере возможности собирал информацию на боевиков, которую после освобождения сообщил представителям компетентных органов.
Арест Безъязыкова состоялся 12 декабря 2016 года, спустя полгода после возвращения из плена. Сначала СБУ обвинила его в сотрудничестве с террористами и уговаривала пойти на сделку со следствием, а после добавила еще и госизмену.
Ныне следствие окончено. Материалы дела переданы в суд.
Иван, расскажите, при каких обстоятельствах Вы оказались у боевиков, так называемого, "разведуправления ДНР"?
После попадания в плен 16 августа 2014 года с моими побратимами я был доставлен в здание СБУ в Донецке. На то время деятельность "избушки", как называли тюрьму и в целом здание СБУ в Донецке, контролировала именно эта "структура". Поэтому датой попадания в "разведуправление" можно считать 16 августа. Тем более, боевики знали о том, что я попал в плен, сразу, как это произошло, и отправили спецподразделения для нашего конвоирования в Донецк, а не оставили нас в распоряжении местного главаря. То, что "избушка" была в "разведуправлении", говорят и несколько фактов. Во-первых, руководители сами лично часто посещали тюрьму и допрашивали военнопленных. Я имею в виду "Хмурого", "63-его" и других, указанные в моем деле. Во-вторых, там постоянно находился их представитель — боевик с позывным "Заяц", слово которого было решающим после получения указаний от его руководства. Именно этот "Заяц" согласовывал списки военнопленных на обмен и лично принимал участие в их проведении, о чем свидетельствует видеозапись. Поэтому он хорошо знал, кто я такой. Это он, исполняя указания "Хмурого", распространял легенду о якобы моем сотрудничестве с "Хмурым". Именно этим объясняется то, что отдельные переговорщики заявляют о якобы моем отказе возвращаться домой. Честно говоря, в моем деле представлен только один такой переговорщик, который как раз и утверждает, что получил эту информацию именно от боевика "Зайца".
Военнопленные, которые были в "избушке", могут подтвердить, кто такой "Заяц", и какую роль он играл в то время. Понятно, что акция по дискредитации меня была спланирована для того, чтобы переговорщик донес эту информацию до СБУ с целью компрометирования моего имени, психологического давления на меня, мол, обратной дороги домой для меня уже нет, меня там ждет тюрьма. В результате была распространена информация среди старшего и высшего руководящего состава ВСУ. С ее помощью, наверное, хотели убедить наших офицеров, что переход на сторону врага возможен и несет определенные привилегии, такие как: руководящие должности в структуре "ДНР", сохранение военных званий и т.д.
За время моего пребывания в плену были и другие попытки скомпрометировать меня и закрыть путь для возвращения домой. Самым важным шагом была возможность переправить мою семью на территорию "ДНР". Ко мне неоднократно обращались с таким предложением. И к моей жене тоже. Причем ей это сделать советовали знакомые. Это наталкивает на мысли, нет ли между этими предложениями взаимосвязи. Возможно, что все это — скоординированные действия. К счастью, мы с моей женой отбросили все эти предложения и возможности, потому что твердо верили, что наше будущее связано с Украиной. Здесь — наш дом, родители и семьи. Здесь наша земля, которую мы защищали в прямом смысле этого слова.
В какой форме и кто предлагал Вам сотрудничество с террористами?
Это проходило как прямо во время разговоров с представителями руководства "разведуправления", так и в завуалированной форме. Например, меня хотели постепенно втянуть в деятельность "ДНР". Первая, разговорная форма, достаточно простая — напрямую предлагают сотрудничать. При этом акцентируется внимание на возможности получения определенных привилегий — привезти семью, получить по желанию жилье, в том числе и элитное, денежное содержание и другие бонусы для меня, жены и детей.
После моего отказа наступила очередь склонения к сотрудничеству. Эта форма включает в себя несколько векторов: постепенное втягивание в деятельность "разведуправления" в Донецке. То есть, например, предлагается взять телефон, позвонить или передать вещи, документы, высказать свою точку зрения о тех или других событиях. Например, от меня требовали высказаться о деятельности конкурирующих банд террористов во главе с Ходаковским. При этом мне разрешили пользоваться интернетом. Так как подобная информация не несла угрозы для жизни и здоровья граждан Украины, кроме того, могла бы быть использована даже в пользу Украины, я согласился на исполнение этого запроса.
Другой вектор склонения к сотрудничеству заключается в компрометации личности. То есть была задача отрезать мне путь домой. На себе я это чувствовал постоянно. На примере телефонных разговоров. Все понимали, в том числе и я, что телефонные сети прослушиваются, голоса идентифицируются, места звонков устанавливаются. Поэтому каждый "выход в эфир" является компрометацией. Однако отказаться от предложения поговорить по телефону было невозможно под угрозой жизни и здоровью. Когда видишь, как при тебе ударяют ножом в живот жителя Донецка, понимаешь, что твоя жизнь и твое здоровье ничего не стоят. Другой способ компрометации включал в себя демонстрацию моей особы всем "гостям" "Хмурого". Среди тех, кому я был продемонстрирован со словами "а это полковник ВСУ", были как люди, которых я знал — Охлобыстин, Бородай, так и не знакомые мне особы. Однако, несмотря на все эти примеры, мое желание вернуться на Родину было сильнее, чем угрозы со стороны боевиков. Все время в плену я старался вернуться домой любым способом, прорабатывал, анализировал все возможности, включая побег. Разнообразные планы побега были в голове. От банального — перейти линию соприкосновения пешком, до привлечения к этому таксистов, которые только им известным путем курсировали меж Донецком и неоккупированной территорией. Также я планировал добраться в Украину в вагоне с углем, эшелоны которого доставлялись с оккупированных территорий. А потом я узнал, что между Донецком и Киевом курсирует даже рейсовый автобус практически каждый день. По разным причинам этим планам не удалось воплотиться в жизнь.
С другой стороны, видно, что планы боевиков, хоть и частично, достигли цели. Так, СБУ с удовольствием проглотило дезинформацию относительно моей дискредитации, и я уже больше, чем полгода нахожусь за решеткой. И мне "светит" реальный срок заключения. Хотя если провести небольшой анализ, то можно увидеть определенную систему действий боевиков. Так, например, все высокопоставленные лица, которые перешли на сторону врага, включая сотрудников СБУ, немедленно были привлечены к пропагандистской агитации. Все они выступали с заявлениями по телевиденью. Со мной такого не случилось, что наглядно доказывает, что никаких предложений со стороны боевиков я не принимал. Также боевики не упустили бы возможность привлечь меня к работе с военнопленными как наглядный пример и способ убеждения. Однако и этого не произошло. Единственный случай, который приобрел широкую огласку — с майором Косинским, на данном этапе я расцениваю как хорошо спланированную акцию. Да и вообще, не получил ли майор Косинский задание максимально распространить информацию о моем "предательстве"? И почему работники СБУ не только не предупредили свидетеля Косинского о невозможности разглашения свидетельств, которые могут иметь значение для следствия, в случае если СБУ будет рассматривать меня как предателя, но и сами участвовали в распространении информации вопреки Конституции Украины и Уголовно-процессуального кодекса Украины?
Таким образом, я еще раз заявляю, что никаких предложений со стороны боевиков я не принимал, соглашений, контрактов не подписывал, обязательств не брал. Никаких действий, направленных на нанесение вреда гражданам Украина, в том числе военнослужащим ВСУ, не совершал.
Мог ли главный свидетель обвинения — разведчик Руслан Косинский — в силу своей профессиональной деятельности понять, что эпизод, описанный в деле с допросом его террористами в Вашем присутствии, был спланированной акцией?
Утверждать ничего не могу, есть только мои предположения. Со своей стороны я не мог подавать Косинскому никаких знаков, например, моргать, потому что знал, что этот "допрос" могли снимать на камеру. Та ситуация была очень стрессовой как для меня, так и для Косинского. Предполагаю, что Руслан не мог трезво оценивать ситуацию. Другое дело, что после возвращения Косинский должен был понимать, что, если бы Безъязыков был террористом, он бы никогда не вернулся домой. Почему он распространял слухи о предательстве еще до моего возвращения, не знаю.
Чем Вы занимались в течение семи месяцев в "разведуправлении" террористической организации "ДНР"?
Частично я уже ответил на этот вопрос. Четких обязанностей у меня не было. В целом пребывание в заложниках у боевиков не очень отличается от моего нынешнего содержания в СИЗО. И по времени содержания тоже такой же срок. Время уходит. В течение аналогичного периода и тут, и там я прочел приблизительно столько же книг. Кроме этого, там у меня была возможность рисовать. В доме, где меня удерживали, бывшие хозяева, наверное, интересовались живописью, поэтому в моем распоряжении оказалось необходимое оборудование и материалы.
Все это время боевики пытали влиять на мое сознание. Проводили со мной "воспитательную работу". Они позиционировали себя как борцы за свободу и сторонники "русского мира", поэтому почти все время пытались обратить меня в "свою веру". С этой целью использовалось российское телевиденье, которое работало круглосуточно, также меня принуждали просматривать разные программы и ролики в интернете, которые, по их мнению, должны были меня переубедить. Ну и, конечно же, велись беседы "по душам". Но в беседах, как известно, участие принимают обе стороны. Поэтому, в свою очередь, очень аккуратно я тоже проводил с ними воспитательную работу. Думаю, что мне удалось в некоторой степени раскрыть и показать некоторые противоречия в сложившейся ситуации. Я уверен в том, что беседы, которые я вел с отдельными боевиками, сыграли не последнюю роль в решении этих личностей оставить оккупированные территории Украины и вернуться в РФ.
Дело в том, что среди боевиков была большая часть тех, кто под влиянием российской пропаганды, прикрываясь громкими лозунгами, приехали на Донбасс в поисках новой судьбы и решения своих личных проблем материального и криминального характера. Тяжелее было разговаривать с "идейными", которых переубедить может только время.
Хочу добавить, что вся эта "воспитательная работа" — привлечение меня к сотрудничеству — была самой активной вначале моего пребывания в плену. В дальнейшем она ослабилась. Особенно после новогодних праздников. Это объясняется тем, что "основной заказчик" такой работы — "Хмурый" — постепенно потерял интерес к ее проведению, потому что сам терял влияние на ситуацию в Донецке, а в дальнейшем был отозван своими кураторами из РФ. Таким образом, эксперимент, который он проводил надо мной, по моему "перекрашиванию" провалился. А "Хмурый" так и не смог или не успел получить дивиденды от моего удерживания.
Вскоре читайте на "Главреде" вторую часть интервью с полковником Иваном Безъязыковым.
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред