Адвокат Роман Маселко: у Автомайдана нет друзей во власти — только люди, выполняющие свои функции

Разговор о саботаже в прокуратуре, безнаказанности судей и новых людях, готовых не только критиковать действующую власть, но и идти во власть, чтобы менять страну.

С Романом мы познакомились в январе 2014 года через несколько дней после того, как из ГАИ стали приходить "письма счастья" о якобы нарушениях правил дорожного движения во время поездки в Межигорье. Роман Маселко взялся защищать потерпевших. Ныне он — юрист Автомайдана и член общественного совета при Национальном антикоррупционном бюро, активный борец за новое инициативное общество. Он, как и тысячи других активистов, готов брать ответственность на себя, чтобы идеи, зародившиеся на Майдане, не пропали.

"Процесс при участии судьи Царевич убедил меня, что правосудие в Украине умерло"

— На днях известная всем судья Печерского районного суда Оксана Царевич пришла на допрос в прокуратуру по делам Автомайдана. Как продвигается ее дело?

— Это должен был быть одновременный допрос, то, что раньше называлось "очной ставкой". Во время него и подозреваемый, и потерпевшие имеют право задавать вопросы друг другу. К таким допросам прибегают, когда существуют некие противоречия в показаниях, с целью проверки последних. Уточняющие вопросы в результате должны помочь найти истину. В данном случае это не удалось. Госпожа Царевич явилась и заявила, что уже давала показания и не видит необходимости и возможности давать какие-то дополнительные…

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Жить по законам толпы, или Почему молчат судьи?

— Она имеет право так поступать?

— Да. У нас Криминально-процессуальный кодекс очень лоялен к подозреваемым. В свое время его хотели сделать таким, чтобы не допускать злоупотреблений следователями. Но реально вышло так, что следователи жалуются: у них отсутствуют реальные меры воздействия на подозреваемых, которые банально отказываются давать показания. Есть такая норма, что подозреваемый может отказаться давать показания или отвечать на конкретные вопросы, и в этом случае следователь обязан прекратить допрос. Царевич воспользовалась этим правом. Кроме того, она сказала, что следственные действия должны проводиться в Виннице — в месте досудебного расследования. Но я думаю, такое поведение Царевич — это ни что иное, как использование норм кодекса для затягивания процесса.

— Как Вы думаете, почему Генпрокуратура в первую очередь взялась за Царевич и некоторых других известных судей, а потом затягивает процесс — у таких служителей Фемиды много шансов выйти сухими из воды?

— Почему взялись — мне сложно сказать. Возможно, из-за того, что фамилия Царевич на слуху или потому, что она — судья Печерского суда… Для меня лично Оксана Царевич стала символом "кривосудия". Она была первым судьей, с которой я невольно начал свою карьеру защитника. Это был первый шок. Процесс при участии Царевич убедил меня, что правосудие в Украине умерло, и единый способ что-то поменять — это снести действующую на то время власть Януковича. Иначе в судах правды не добьешься. Мы с коллегой три часа с доказательствами обосновывали невинность потерпевших, и Царевич с улыбкой нас даже поддерживала, а потом услышали решение: с воспитательной целью лишить прав на шесть месяцев.

— Сегодня Оксана Царевич вернулась в зал заседаний и работает, как и прежде, несмотря на отстранение…

— Царевич отстранили по решению Высшей квалификационной комиссии судей. Оно действовало два месяца. Далее — комиссия должна была решить, продлевать временный запрет или нет. Прокуратура пыталась подать еще одно прошение об отстранении, но комиссия отказала. Ныне она повторяет попытку — подала еще одно прошение. Мы ждем результатов.

— Оно тоже касается дела Автомайдана?

— Эта судья не принимала решений об арестах активистов. Но именно решения Царевич по Автомайдану — показательны. В случаях с задержаниями, судья выступала только арбитром — в процессе была сторона обвинения и защиты. В делах же об административных нарушениях, стороны обвинения нет — по сути ее занимает сама Царевич. Суд должен выяснить все обстоятельства дела, дать необходимую оценку доказательствам. Но Царевич не захотела проверять доказательства. Соответственно — вся ответственность на ней.

— Так сегодня дело Царевич затягивается?

— Откровенно я бы говорил не о затягивании, а о том, что дело расследуется некачественно и в таком виде готовится для передачи в суд. А там не будет другого решения, как оправдательный вердикт. Возможно, это какая-то новая тактика. Мол, прокуратура вносит дело, а то, что оно развалится в суде — виновата не она. Скажут: "вы же знаете, кто в судах — такие, как Царевич…". Хотя именно прокуратура виновна в некачественных расследованиях. Что же касается затягивания, то мы видим, наоборот — следователям ставится задача — как можно быстрее передать дело в суд. И теперь уже мы, активисты, адвокаты, протестуем против этого, потому что понимаем, что дело в суде будет похоронено. Мы просим прокуратуру не спешить, провести необходимые следственные действия, которые приведут к установлению всех обстоятельств дела и качественному обвинению.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Лишить иммунитета: наказание "избранных" Царевич, Вовка и Кицюка или очищение судов?

Мне, как юристу, а я не следователь, а банкир (Маселко работает руководителем юридического отдела одного из банков — Авт.), понятно, что должна делать прокуратура. Это очевидные действия. Подробно говорить не могу — тайна следствия. Но эти следственные действия либо не проводятся, либо проводятся формально и не несут никакого доказательного смысла. У меня складывается впечатление, что есть такое желание или указание — не делать очевидные действия с некой целью. И это называется саботаж. Хотя внешне прокуратура заняла открытую позицию. Для меня лично нет никакой проблемы с кем-то встретиться — начиная с генпрокурора Виктора Шокина и оканчивая любым следователем. Они, как правило, внимательно слушают, соглашаются, даже просят им помочь. Но все делается настолько формально и для галочки, что в итоге ничего не получается.

— Во время слушания дела по правам Царевич тоже Вас внимательно слушала…

— Точно. Создается впечатление, что вас слушают и понимают, но в итоге получается пшик. Было дело по одному гаишнику, которое я сопровождал в течение года. Мы с потерпевшим держали его на контроле. Но когда я увидел, какие материалы передают в суд, то сразу спрогнозировал — будет оправдательный приговор. Мы сразу сообщили об этом Шокину, тот заму Столярчуку (Юрий Столярчук — заместитель генерального прокурора. — Авт.). Они нам сказали: давайте подождем, что скажет суд. Суд взял это дело и вернул прокуратуре на доследование. При этом никто из тех следователей, которые выполняют свою работу некачественно, не понес наказание за умышленную бездеятельность. Чаще даже наоборот — следователь, который разваливал дело, идет на повышение. Вот у меня в прокуратуре области был такой следователь Люльчук — он занимался двумя делами по Автомайдану и инспекторами ГАИ. Сначала он закрыл одно дело. Мы опротестовали. Суд обязал возобновить. Но не смотря на то что действия следователя фактически были признаны незаконными, он закрыл и второе подобное дело. Мы и его опротестовали. После предания огласке все закрытые дела возобновились, а следователь Люльчук теперь работает уже в Генпрокуратуре в отделе, который расследует, почему же дела не расследуются. Вот так человек, действия которого суд минимум признал некомпетентными, пошел на повышение. Скорее всего, закрытие дел — указание сверху, которое Люльчук исполнил.

"Арсен Аваков прямо говорил, что не может отдать под суд половину состава милиции"

— Но было же время после Майдана, когда все эти люди — гаишники, судьи, прокуроры — боялись, что отвечать по закону вскоре придется?

— Время катастрофически утрачено. В марте-апреле 2014 года, когда все ждали, что к ним придут, думали, кто быстрее даст показания, тот и выиграет. Прошло время, все увидели, что никто не приходит. Потом, возможно, пошли какие-то договоренности на верхах. Затем Аваков стал рассказывать сказки, мол, расследовать не время — мы пытаемся удержать государство, а вы, активисты, не понимаете ситуацию. Арсен Аваков на встрече нам прямо говорил, что не может половину состава милиции отдать под суд.

— Возможно, надо наказывать не того гаишника, который написал ложный рапорт за поездку в Межигорье, а тех, кто дал соответствующее указание?

— Верно. Но представьте себе, каким образом человек, который понимает, что происходило в то время внутри милиции (а они знают, что и кто делал во времена Майдана), осознает, что рано или поздно придется распрощаться с должностью. Будет ли он качественно работать? Конечно, нет. Он будет делать все, чтобы не было против него криминального преследования — уничтожать доказательства, саботировать. А может он только и ждет, когда вернутся те, при ком он работал. Обществу надо показать тех, кто нарушал и наказать. Только тогда люди увидят изменения. На самом же деле в этой системе не все плохие — в органах работают адекватные, честные люди.

— Не расследуются дела и по Небесной Сотне?

— Бывший сотрудник спецподразделения "Беркут" Олег Янишевский, подозреваемый в убийстве 39 активистов Майдана, до недавних пор спокойно работал в органах. Вы думаете, в милиции никто не знал, что он был причастен!? По сути, Аваков и верхушка руководства совершали преступление, укрывая факты. Министр МВД до сих пор не дал нам информацию, кто из гаишников был причастен к составлению ложных рапортов по Автомайдану, чтобы нельзя было отследить их ротацию. Уже год нет ответов на депутатские обращения. Есть только девять-десять отписок, мол, проводится расследование. Возможно, есть некоторые договоренности в высшем руководстве. Но я думаю, аваковы, яремы, шокины пришли к власти без понимания того, что в стране люди поменялись. Они, наверное, решили, что все будет как после Оранжевой революции — работать будут те, кто им выгоден, а отвечать — назначенные "стрелочники". Вот Аваков думал, что уволит 102 гаишника, напишет пост в фейсбуке, и все успокоятся. Но нас, активистов, это не устраивает. Гаишники должны быть не только уволены, но и наказаны. Но важно даже не это — надо выйти на тех, кто давал преступные приказы. И Аваков как министр тоже должен ответить — он на своей должности не выполнил нормы закона.

— Подобное происходит и в прокураторе?

— В прокуратуре очень много тех, кто поддерживал обвинения и настаивал на заключении под стражу активистов Майдана. По ним либо криминальных дел нет, либо в тех делах нет прогресса. Лишь по люстрации были увольнения. Но увольнение — это не наказание. Уволили генпрокурора Виталия Ярему. Тогда почему не расследуется: при нем был намеренный саботаж или недостатки в работе? То же касается бегства подозреваемого Садовник (экс-командира роты "Беркута" Дмитрия Садовника, подозреваемого в расстреле 39 активистов Евромайдана. — Ред.). Не думаю, что его отпустили без указания из самых высоких кабинетов.

— Круговая порука?

— Большая проблема — люди, которые сейчас при власти, сильно связаны с предшественниками, силовиками.

— У них одни тайны на всех

— У них это называется системой противовесов — у меня на тебя есть компромат, а у тебя — на меня.

"Кажется, сегодня у прокуратуры цель одна — чтобы никто не понес наказание"

— За полтора года по делам Автомайдана так никто и не был наказан?

— Все 100 процентов дел, которые переданы в суды, не имеют перспектив обвинительного приговора. Более того, сегодня уже есть три оправдательных. То есть суд установил, что инспектор ГАИ невиновен. Это же подтверждено одной апелляцией. И я с такими решениями судов полностью соглашаюсь. Потому что эти дела расследовались некачественно, в них нет доказательной базы. И не потому, что ее в принципе нет, а потому что прокуратура ее не собрала. В делах нет элементарных вещей. Например, не указан мотив совершения преступления. Нам мотив понятен — им дали указание. Но в материалах дела этого нет. Единственный обвинительный приговор судья вынес по начальнику милиции Киево-Святошинского района. Но и тот уже отменен.

— Почему?

— Гаишник признал лишь одно — когда составлял протоколы о привлечении к ответственности, не опросил владельцев транспортных средств — он их вызвал, а они, по его словам, не явились. По сути, правоохранитель признал вину в вопросе нарушения инструкций. В то же время гаишник утверждал, что никто ему никаких указаний не давал. Хотя на самом деле прокуратура это даже не пыталась выяснить — в протоколах допроса даже нет вопроса: а зачем вы это сделали? Я уже молчу, как расследовалось дело. Оно было закрыто. После того, как мы пошли к Яреме и организовали акцию, на следующий день было возобновлено, тут же оглашено подозрение. Представляете: ранее даже состава преступления не было, а тут уже и подозрение огласили! И такие действия подтверждают факт — следователи не самостоятельны: им дали указание — они его исполнили. Хотя лично нам Ярема говорил: "следователь — процессуально независимое лицо, я не могу на него влиять". И сейчас, когда я прихожу к следователям и спрашиваю, почему они не провели конкретное следственное действие, они мне отвечают: "мы не получали таких указаний" или "я хотел сделать, но в генпрокуратуре сказали пока этого не делать". То есть работа блокируется. И следователи на местах об этом говорят…

— Получается, нет политической воли расследовать дела времен Майдана?

— Да, уверен, что главная проблема в этом. Мы все время на связи с адвокатами, которые ведут дела и Небесной Сотни и дела об избиениях активистов. Те дела тоже стоят. Кажется, сегодня у прокуратуры цель одна — чтобы никто не понес наказание.

— Что должно измениться в стране, чтобы поменялся подход к расследованию дел?

— Первое — должен действовать принцип неотвратимости наказания. Это даже приоритетней, чем приход в систему новых ответственных людей. Ряд следователей прокуратуры уже сегодня абсолютно заслуживают на публичное увольнение и открытие уголовных дел по статьям служебная халатность, умышленное утаивание доказательств. Второе — расследованием должны заниматься люди, которые хотят и могут это делать.

— Есть такие люди?

— Очевидно, что есть. Сейчас появились заместители генпрокурора Давит Сакварелидзе и Виталий Касько.

— Но у них ограниченные ресурсы?

— Да. И сумасшедшее противодействие. Это в голове не укладывается, когда замгенпрокурора задерживает взяточника, а другой зам приходит фактически на место преступления и начинает защищать того, кто нарушил закон, а после еще и открывает дело против своего коллеги. Это абсурд!..

— Могут, если хотят работать быстро…

— Вот прокуратура говорит, что не может выполнять некоторые действия по отношению к судьям. Но пример Чернушенко (Антон Чернушенко — глава Апелляционного суда Киева, — Авт.) же есть. Чем его дело отличается от дел судей времен Майдана? Когда захотели, заблокировали работу всего суда, конфисковали множество интересных вещей, открыли уголовное дело, пришли с обысками к судье домой.

— Но где сейчас Чернушенко?

— Да, он сбежал. Но при этом некоторые следственные действия были сделаны. И очень оперативно. Между прочим, Чернушенко проходит и по делам Майдана.

— Быть может, Чернушенко гарантировали такое развитие событий — громкий арест, затем — тихий побег?

— И в этом глобальная проблема — у нас ничего не доводится до конца. И свое задание я вижу в том, чтобы принцип неотвратимости наказания действовал. А то у нас так: арест, громкие обыски, освобождение под залог, а потом — беги себе, а когда все забудут, вернешься. Но дело Чернушенко показательно с точки зрения возможности осуществления конкретных и радикальных действий следователями. Кроме того, сам Чернушенко рассказал о давлении на него из Администрации Президента. Автомайдан берет дело на контроль, и я лично уже подал заявление в прокуратуру о преступлении со слов Чернушенко — по факту давления на судью.

— Все останется на своих местах, пока не уйдут люди старой системы? Даже в мелочах.

— Будут изменения и при старых кадрах. Но они будут протекать очень медленно. Общественность влияет на них, давит. Они должны давать нам на откуп какие-то результаты. Я уверен, что тот же Аваков был уверен, что бросит нам тех уволенных инспекторов, и мы успокоимся, забудем. А нет. Мы хотим знать: на основании чего уволили конкретного гаишника, проводилось ли служебное расследование.

— И по судьям в том числе?

— С ними сложнее — у них очень сложные процедуры увольнения и наказания. Они важные персоны по сравнению с гаишниками. И они друг за друга держатся — тотальная круговая порука. До сих пор нам не удалось "выбить" ни одного судью — никто не ушел в отставку, никто не наказан, нет оценки судейским корпусом действий служителей Фемиды во времена Майдана.

— Молчат и судьи в отставке?

— Да. У судей не принято обсуждать действия друг друга. Они делают все, чтобы никто из них не усомнился в законности действий других. Но такая позиция судей сейчас имеет обратный эффект — люди все больше и больше им не доверяют. Лучше бы судьи признали: среди нас есть запятнавшие честь негодяи, они должны быть наказаны. Тогда бы общество увидело, что судьи готовы к самоочищению.

"Одной критики мало, надо брать ответственность на себя"

— Как изменилось общество после Майдана? После Оранжевой революции не было таких отставок, как в случае с Яремой или Гузырем, состоявшихся под давлением общественности?

— Сейчас присутствует фактор спада интереса, даже разочарования, мол, все одинаковы, не видно, за что мы боролись… Но все-таки большинство из тех активных людей, которые стояли на Майдане, поняли, что на власть особо рассчитывать нельзя, надо самим что-то делать. Так появилось волонтерское движение. И наше, адвокатское. Прошло уже полтора года, как мы абсолютно бесплатно, в свободное от работы время работаем с делами автомайдановцев и майдановцев, Небесной Сотни. То есть полтора года люди готовы жертвовать своим временем и силами. А ведь это довольно рискованная работа — мы идем против очень влиятельных людей. Для меня это показатель, что люди поменялись. Если думать иначе, то надо признать: проект "Украина" не удался. А этого очень хочет Путин. Кроме того, приходит некоторое понимание того, что надо все брать в свои руки — идти во власть. Одной критики мало, надо брать ответственность на себя. После Оранжевой революции люди бросили все достигнутое, доверившись новой власти. Сейчас не тот случай — мы больше рассчитываем на свои силы. Хотя очень сложно. Среди моих знакомых уже многие люди пошли на ответственные должности. А это сложно. Я понимаю, как работать, например, в прокуратуре: это и большая ответственность, и постоянное противодействие со стороны старых кадров. Ад, а не работа. Да еще и за маленькую зарплату. Но если уже там работаешь, то должен делать это с полной ответственностью.

— В вопросе недореформирования власти часто прикрываются войной на Востоке.

— Моя вера в собственный народ куда больше веры властям. И рано или поздно общество сменит эту власть. А особенно, если пойдет во власть. Сейчас люди еще думают, что они эксперты во многих вопросах. А так не может быть. В каждой сфере должны быть свои профессионалы. Я очень осторожен в этом вопросе — готов пойти в ту область, где я могу быть на самом деле полезен. Должны приходить профессионалы. Даже если человек искренен, активист, но не имеет необходимых знаний и умений, он вряд ли будет эффективен.

— Но и Вы во время поездки в Межигорье тоже не так хорошо знали, скажем, Админкодекс…

— Да, не так как потом, когда пришлось защищать активистов. Но за дела уголовные я не брался — понимал, что одна ошибка может стоить человеку 15 лет лишения свободы…

— Какова роль организации "Автомайдан"? Общественные активисты сознательно не превратились в политиков?

— "Автомайдан" — не та организация, которая должна идти в политику. У каждого должна быть своя роль. Есть же, например, Реанимационный пакет реформ — объединение экспертов, у которых есть ответы на вопросы, как реформировать страну. Автомайдан взялся контролировать дела Майдана и бороться с коррупцией. Мы акцентируем внимание общества на громкие дела, касающиеся чиновников. И, конечно же, Автомайдан — это элемент давления общества. Мы должны оставаться в этой области. Акции, которые мы проводили по Яреме, Шокину, Гузырю были громкими. Некоторые привели к увольнениям. Кроме того, мы взялись за темы роскошных имений чиновников — все видели дворцы Кивалова, Чеботаря, Корниенка, застройку на Трухановом острове и проч. Наконец удалось обратить внимание на незаконную добычу янтаря — вся страна заговорила об этом, включая Президента. Также наши представители входят в состав Совета общественного контроля при Национальном антикоррупционном бюро.

— На принятие каких решений влияет Совет?

— Сейчас его ключевая функция — подбор кадров. Три члена Совета входят в состав конкурсной комиссии, через которую должны пройти все 700 работников антикоррупционного бюро. Сейчас работа идет ежедневно и активно.

— Кого комиссия уже не пустила на работу в бюро?

— Было резонансное дело по Елманову (Дмитрий Елманов — советник главы Администрации Президента, — Авт.). Этот человек хотел быть руководителем, кажется, аналитического отдела. До этого Елманов неизвестно как получил статус участника АТО. И именно благодаря нашим членам конкурсной комиссии Елманов не был допущен даже к конкурсу. Хотя было большое давление…

— Что означает "большое давление"?

— Я не член конкурсной комиссии, я — член дисциплинарной. Но насколько я знаю, были очень настоятельные просьбы из АП — допустить Елманова к конкурсу. Но он с такой репутацией и историей не может быть даже участником конкурса.

Есть и другой пример. Сам глава бюро Артем Сытник на публичном заседании Совета общественного контроля просил рассмотреть возможность включения в совет других лиц, которые ранее не прошли отбор. Когда было открытое голосование, остались не задействованными два известных и уважаемых правозащитника, которые позиционировали себя как "люди АП". Просьба Сытника абсурдна. Глава Антикорупционного бюро опускается до того, что публично перед камерой просит об этом членов Совета общественного контроля! Это свидетельствует о некоторых влияниях на уровне Администрации Президента.

— Это говорит о том, что глава Антикоррупционного бюро — несамостоятельное лицо…

— Не хочу обобщать, но в том случае позиция Сытника была самостоятельной. Считаю, что могу об этом говорить — просьба Сытника была публичной. Правда, наверно он потом понял свою ошибку и больше такое не повторялось. Самостоятелен ли он теперь, увидим по конкретным действиям. Но ключевая функция Совета как раз обеспечить такую самостоятельность и пресечение любого внешнего влияния, особенно со стороны власти. И это уже поняли и Сытнык, и в АП.

— Автомайдан будет настаивать на увольнении Шокина?

— Конечно. Откровенно — у нас коммуникация с Шокиным была замечательная. Он принимал нас с проблемами по звонку. В дружеской обстановке выслушивал, обещал отреагировать. Но мы при первой встрече Виктору Николаевичу сказали: в случае эффективных расследований будем его лучшими союзниками, нет — злейшими врагами. Так и произошло. После нескольких решительных шагов Шокина после назначения, начался открытый саботаж. Поэтому мы считаем, что Шокин дискредитировал себя, и должен быть уволен, а его деятельность расследована. У нас нет друзей во власти. Есть только люди, которые должны надлежаще выполнять свои функции. Если выполняют — мы им помогаем. Не справляются либо саботируют — мы сделаем все, чтобы они ушли и были наказаны.

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред