Ее большие голубые глаза покрывает пелена слез. Она старается не плакать. Говорит, что в последнее время чувствует, что Вова постоянно рядом с ней. "А вот вы верите, что душа живет вечно, что близкие всегда рядом с нами?", - даже с какой-то надежной переспрашивает она.
Ее сын - Герой Небесной Сотни Владимир Мельничук - умер в больнице 20 февраля 2014 года после выстрела снайпера на улице Институтской у входа в Октябрьский дворец в 16:45. Это был одиночный и последний выстрел того страшного дня.
"Вова и "беркутовца" мог собою закрыть, если бы понадобилось"
- Надежда Ивановна, когда Володя пошел на Майдан?
- В первый день, когда там собрались люди. И он его всецело захватил.
- Почему?
- Его восхищали люди. Помню, как однажды сказал, что познакомился с Нигояном: "Такой чувак классный! Шевченко наизусть знает". А после, когда Сергея смертельно ранили, он был на месте убийства, сохранились фотографии. Вова вообще много фотографировал Майдан. Позднее на его снимках родные узнали и других Героев - Сеника, Дидыча, Дигдаловича.
Вова верил, что мы обязательно победим, и больше не будет этого болота. Он всегда говорил: какая красивая у нас страна, какие красивые люди, но почему к власти приходят такие тупые. Это слово было самым гневным для него. А еще он как-то по-особенному говорил "поражаюсь". Когда употреблял, значит - возмущению не было предела. А когда радовался, восклицал – "фантастика!".
- Чем на Майдане занимался?
- То шины с ребятами возил, то вещи и еду. Бывало, приходит домой и просит, чтобы мы все старые свитера собрали и кофты, из гаража оставшиеся после службы мужа бушлаты и фуфайки забрал. Ездил с "автомайдановцами". В самые тяжелые дни забирали раненых из больницы, чтобы тех не арестовали. Вот я бы сегодня хотела найти тех ребят, с кем он ездил спасать. Их машина привозила людей из больницы к одной женщине, пенсионерке. У нее была двухкомнатная квартира, в которой находилось семнадцать ребят. Тогда еще не было такого яркого противостояния, шли столкновения на Грушевского, никто и не думал, что мы победим. Как-то Вова пришел и говорит: "Откуда у нее столько сил и бесстрашия, зная, что за нами могут проследить, а ее арестовать или убить, она все равно им помогает?".
А вообще он мне многого не рассказывал – все время оберегал, чтобы я не волновалась. Однажды вижу наш дедушка (отчим Владимира) ходит расстроенный. Сколько не спрашивала, не признался почему. И только потом я узнала, что 20 января в Вову стрелял "беркутовец" на Грушевского возле колоннады. Пуля пролетела около виска.
Смеялся с Януковича. Но без ненависти. У него ни к кому не было ненависти. Не помню, чтобы он даже в сердцах сказал, что кого-то убил бы. Даже того "беркутовца". Вова рассказывал, как носил на баррикады майдановцам еду, и видел, что силовикам тоже приносят. Говорил: "Они же такие, как и мы, но только в них много скрытой ненависти и трусости. Мне их жалко". Знаете, ведь он бы и "беркутовца" собою закрыть мог, если понадобилось бы. По-другому не поступил бы.
- Как получилось, что Владимир оказался под Октябрьским 20 февраля? Ведь он туда пришел уже после того, как на Институтской были убиты более сорока человек.
- Вова занимался ремонтами. Его бригада работала у известных людей, часто за городом. 20 февраля их машину не выпустили из Киева по житомирской трассе. И Вова поехал на Майдан. Его знакомые были в медчасти. Позвонил в Михайловский собор, ему сказали, что лучше приехать туда – раненых возить с Майдана в монастырь, в больницы.
"Я его тянула, как могла. Но не смогла удержать"
Постепенно наш разговор с Надеждой Ивановной превращается в монолог. Она много рассказывает о сыне, вспоминает эпизоды из детства и юности. А между тем память возвращает маму к последнему дню жизни сына.
-20 февраля Володя запечатлел через объектив своего фотоаппарата.
Вот – на территории Михайловского монастыря на земле лежат тела убитых.
"Мама, бегу, вдруг в переходе флаги будут, ты не знаешь, можно их там купить?", - вспоминает слова сына Надежда. - Я спросила: "Сыночек, зачем?" А он мне: "Мам, ну ребят же надо накрыть!". Прошло минут двадцать, и я услышала: "Там такие молоденькие! За что?".
"Когда после он бежал вниз, ему позвонила Маша – девушка, с которой они вместе жили, и сказала, что придет на Майдан – договорились встретиться у Октябрьского, - продолжает Надежда Ивановна. - "Чего? Ты же сказал, что уже идешь домой!?", - спросила я. Его тянула, как могла. Но не смогла удержать. Просила не идти ее встречать, говорила, что жду дома. Он не в какую – его помощь была нужна. Раненых много – и в Михайловском, и в отеле Украина. "Я ее встречу, пусть идет помогать", - убеждал Вова. Через несколько минут звонит и говорит: "Мам, картинка: воробушек сидит, лапки вроде обугленные, подожди минуточку, подойду. Живой! Не сгорел. Только весь в золе".
"Я какую-то книгу тут взял в Октябрьском. Она, наверное, исторически ценная, как ты думаешь, куда ее положить – тут такой беспорядок!". А я себе и представить не могла, что на самом деле внутри происходит. Говорю, может какой-то уборщице отдать. "Какая уборщица! Тут все разбито. Ну ладно", - передает слова сына Надежда.
Это был предпоследний звонок.
"Мам, солнышко садится, такое красивое!". А я ж волнуюсь и спрашиваю: "Ты что еще на Майдане!?". "Да, возле Октябрьского", - слышу в ответ. Кричу уже, чтобы он шел домой. Уже и не помню, что точно говорила… И только слышу: "Да, мам…". И дальше не выстрел, а такой быстрый шум, как будто мобильный телефон отключился. И крики: "Убили!". А я себе думаю, Вова, наверное, куда-то побежал. Клянусь: не на секунду даже не могла допустить, что это было последнее слово сына. Прошло две минуты, я набираю, вызов идет. Звоню Маше – не соединяется. И потом все затихло. Сижу около телевизора, там рассказывают: только что привезли с Майдана молодого киевлянина, раненого. Выходит этот хирург к журналистам, говорит, готовят к операции. Я думаю, Боже, кого это привезли, кто это такой?! И параллельно как сумасшедшая звоню на все телефоны и смотрю телевизор. И так продолжалось до пяти часов утра. Мне все время казалось, что Вовочка заходит, что у него машина поломалась, что бандиты его не пускают, что пешком на Оболонь идет", - вспоминает Надежда Ивановна.
"А он уже знает", - показывает взглядом на мужа, стоящего рядом. Иван Григорьевич как раз заходит в комнату. Он почувствовал, что эмоции уже сложно контролировать, а у жены больное сердце.
"Подходит каждые полчаса: "Надя, ложись, поспи", - продолжает она. - "Как? Я Вову жду! Не может быть такого, что Вова не позвонил. Он скоро придет". Я звонила бесчисленное множество раз. А он все не отвечал. И вдруг слышу, муж звонит моему брату и плачет. Я выскакиваю из комнаты, а он стоит посередине и ничего не может сказать. Кто? Он меня толкает, толкает к стене. Спрашиваю: "Что случилось?". У меня еще нет смерти. И он говорит это слово: "Вова". Я не кричала. Вова? И сразу к балкону. Солнце встает. Двери на балкон открыты. На балконе черные стулья стоят и рамы открыты. И Вова там на небе. Становлюсь на тот стул. Была бы уже там. Шла к Вове. Даже не могла подумать, что могла выпасть. Я просто шла к Вове. Он был там на небе. После ничего не помню. Только крик: "Ты только не умирай!" Сколько я живу, не знала, что так плакал мужик. Так кричал, ревел, головой бился об стены. Вот такая у нас была трагедия".
"Скорые, уколы, а я только прошу: только украдите его из больницы, он же всех вытаскивал, его тоже надо. Я же не знала, что революция, этот убежал. Уже даже Вову похоронили, а я и не подозревала, что Януковича нет. Мозг никак не включался, - слушаю Надежду Ивановну и не могу прервать. - Они поехали раз, второй – Володю не отдают. В четверг погиб, а только в среду должны были делать вскрытие, потому что много погибших. Как мой ребенок, мое солнце будет там лежать в этой крови? Только 23 февраля через кого-то вышли, чтобы нам отдали. Иван Григорьевич нашел место на кладбище в Вышгороде. Буквально на руках несли, потому что тысячи людей шли в Межигорье. Все было забито машинами. Мы часа три прибивались несколько километров. Когда уже собирались поворачивать на Вышгород, позвонили с Байкового, что место есть на Аллее Героев. Но мы просто не могли вернуться. Как на Майдане – море людей. Меня спрашивают, что делать. А я: "Хоронить".
Все это время Иван Григорьевич стоит рядом молча. А после говорит: "О Вове можно рассказывать очень долго. Необычный человек был. Добрый такой. Мне мой брат говорил: "У меня родной сын так ко мне не относится, как к тебе неродной, мне аж обидно". Обидно ему! А у меня нет будущего без Вовы. Это был человек, который во всем меня поддерживал, жить хотелось, строить планы. А потом – бах и вроде нет, для чего жить. Я не отошел от того шока. Очень тяжело. Такого парня убили! И главное – за что? Не могу понять, у всех спрашиваю. Почему он выбрал его и убил?".
"В прокуратуре видела фотографию, а на нем мой ребенок убитый – ему пуля прошла в щечку, разворотила спинной и головной мозг и вышла через шею, сонную артерию. И когда я говорила нашим адвокатам, что он же был еще час живой, когда его везли в больницу, они мне ответили: "Даже не думайте об этом, там не было шанса на жизнь, а если бы он и смог выжить, то это был бы овощ до конца дней". Как увидела это фото, дальше читать дело не могла", - говорит Надежда Яременко.
"Не могла им налюбоваться. Он все время куда-то спешил"
- "В каких светах, в каких мирах искать мне тебя? Горькие слезы каждый день заливают мою душу. Люди говорят, что мне нельзя столько плакать, ты там в водичке. Нет, сыночек, ты на небесах. А тут моя бесконечная боль со слезами. До конца дней буду омывать твои раны от страшной пули своими слезами. Прости, сыночек, что я жива. Позови меня своим нежным голосом, скажи хоть раз слово мама. Не могу жить без тебя. Хочу в землю глубоко лечь, в небо высоко взлететь, деревом стать, в воду нырнуть, чтобы о своей муке хоть на мгновение забыть", - читает Надежда Ивановна из своего блокнота написанное ею в первый после гибели день рождения сына. Говорит, что взяла свои записи о сыне, потому что думала, что говорить не сможет о Вове. "На протяжении нескольких месяцев вечерами я не засыпала, а проваливалась, а потом просыпалась около двух ночи и левой рукой писала ему письма. Все, что о нем думаю", - поясняет она.
- Можете рассказать о сыне?
- Вова всегда мне старался помочь. Сколько он помнит, я всегда тяжело болела. Он каждую минуту чувствовал, когда мне плохо. Ночью или днем. Обязательно в ту секунду должен был позвонить. "Мама, доброе утро!", - говорил. "Так еще же ночь", - отвечала я. "Нет-нет, ты уже должна была проснуться. Плохо? Скорая была? Я слышу по голосу, что-то не так", - беспокоился. С детства он настолько боялся скорых, которые маму могут забрать, что как только видел – сразу прятался, закрывал все двери.
Уже во время Майдана мы с Иваном Григорьевичем сильно поругались, мне надо было каждые полчаса новости смотреть по телевизору – там же мой ребенок на Майдане, а Иван ругался, что я все политикой интересуюсь. Я так разозлилась, вырвала из розетки, схватила, забрала себе в комнату. Вова приходит и спрашивает, где же телевизор. Не прошло и нескольких часов, как стоял мой сын на пороге с новым телевизором – только чтобы мы больше не ссорились. Стиральную машину, миксер, хлебопечку, кофемолку – все маме должен был принести, чтобы легче было.
Был такой искрений, такой добрый. Я сейчас перебираю его книги. И только поняла, что не додала своему ребенку. Приезжает откуда-то и всегда говорит: посмотри какие книги, альбомы, фотографии. А я все потом да потом – то холодное надо сварить, то борщ. А сейчас плачу над каждой из них. Книги со всего мира. И на многих читаю: "Маме".
Как-то пришел из библиотеки и говорит: "Я такую книгу прочитал! О Соловках". И захотел там побывать. Он уговорил свою компанию поехать в Карелию, пройти все реки. Восемнадцать дней были в той, как я говорю, тайге. И что вы думаете? Все ребята едут домой, а Вова на неделю на Соловки. Видел, где лагеря были, где наших убивали, монастыри посещал. И книгу оттуда привез. Вот теперь думаю, кому все 22 ящика книг отдать – в нашу библиотеку или Музей Революции Достоинства.
Знаете, я не могла им налюбоваться. Он все время куда-то спешил. А сейчас я живу Вовой. Я не могу не жить им. Если я перестану, его не станет. Кому он нужен? Может, такой как Вы, которая прикоснулась к его истории? Сколько будете жить, надеюсь, будете помнить.
"Беркутовцам" смерти не желаю, не хочу, чтобы их мамы плакали"
- Известно, кто выстрелил во Владимира?
- Я сердцем чувствую, что в зале суда сидит убийца моего сына. Не сто процентов, а двести даже. Когда я шла на первое заседание, накануне утром мне послышался или приснился какой-то голос: "Надя, убийца сына будет сидеть вторым от судьи". А я думаю, как это возможно – там же судья и присяжные. Прихожу в суд. Иду к адвокатам и прокурорам. Рассказываю об этом, и прокурор дает мне возможность рассказать об этом судье. Поворачиваюсь и произношу: "Мне сказали, что второй от судьи будет сидеть убийца моего сына". И у сидящего на том месте парня голова аж до колен опускается.
- Кто же был на том месте?
- Аброськин. И мне так кажется, что это он. А может, и нет. После перерыва поменялись местами – место Аброськина занял Зинченко. Через два года нашли видео, сделанное со здания Нацбанка, на котором видно, как один перезаряжает, а другой рядом стоит. Думаю, это были они оба. Оставались на баррикаде до самого вечера.
- Какого наказания хотели бы для тех, кто мог убить Вашего сына?
- Смотрела на них, и мне их жалко было. Не знаю, что со мной. Я говорю на суде, что эти дети – стреляли. Да, наши снайперы научены это делать. Да и как стреляли – не оставляя шанса на жизнь! Но я "беркутовцам" смерти не желаю, не хочу, чтобы их мамы плакали, потому что большей муки, чем потерять сына, нет.
Но я хочу знать, кто их заставил убивать. Пусть сядет тот, кто это сделал. Приказ же был. Кто отдавал? Янукович? А, может, причастны и те, кто сейчас у власти? Все чаще думаю и об этом. Если так все происходит – на государственные посты занимают те, кто там не может быть, изменяют под них законы, Конституцию. Смотрите, какие они все стали богатыми. Мне стыдно, противно, когда показывают их состояния. А потом плачу, когда смотрю, что ребята в блиндажах в грязи сидят, защищая их. Всем, кто при власти, выгодна, я понимаю, война. Если бы она была не выгодна, она бы совсем в другом направлении развивалась – все бы свое армии отдали, защитили бы нас. И мы бы уже знали, кто приказал расстреливать людей на Майдане. Четыре года прошло. Не может быть такого, чтобы за это время нельзя было узнать главного. Мне перед Вовой больно, перед его памятью. Перед всей Небесной Сотней.
Надежда Ивановна достает из сумки темно-бордовые папки и протягивает, не открывая. Внутри – золотая звезда.
- Погибших майдановцев Президент хотел удостоить новой награды – Героев Небесной Сотни, почему все отказались?
- Да, в первую годовщину начала Майдана мы организовали забастовку у креста на Институтской – Голоднюк (отец Героя Небесной Сотни Устима Голоднюка, - Авт.), мой муж – кричали "Ганьба, ганьба!". И фактически заставили его с нами встретиться – вечером того дня всех собрал и подписал указ о присвоении званий Героя Украины.
В тот вечер он вышел к нам, а в зале все сидят с портретами Небесной Сотни. Посмотрел, стал за трибуну, затем потихоньку сошел и сел на бархатную ступеньку прямо напротив меня. Смотрит – глаз не сводит. А из меня слезы градом. "Я никогда не забуду Вашего сына", - говорит он. Протягивает руку. Целует. А вокруг гробовая тишина. Все слушают, что он говорит: "Я молюсь Небесной Сотне. Встаю рано с этой молитвой и ложусь с ней". После мне уже зал говорил, что это с ним такое было? Целый час сидел напротив и разговаривал с нами. Это был 2014 год.
Знаете, сегодня мне так хочется высказывать языком Вовы. А он с таким восторгом о жизни говорил! Не то, что я теперь. На официальные мероприятия больше не хочу идти. 20-го должны быть с президентом. Если пойду, то всем скажу, что думаю. Я же помню, как Вова говорил: надо идти на Майдан, поменять что-то в жизни, чтобы нашим детям было лучше. А я считаю, что нашим детям страшнее и тяжелее. Через нас и вас прошла не одна война. И самая страшная та, которая забирает нашу душу, надежду. Мы живем в обмане. И только те, кто остался с огнем в душе, сможет победить.
Татьяна Катриченко
Фото – из семейного архива
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Читать Главред в Viber
