Его называли последним "шестидесятником". С этим утверждением можно поспорить: глашатаи той эпохи есть еще и в Украине, и в России, и далеко не все из них смотрят новости по российским телеканалам. "С уходом Евгения Евтушенко мы можем подвести итог "оттепели"", — сказал какой-то многомудрый критик. Брошенная эффектная фраза говорит о том, что сам критик до сих пор живет там, в "оттепели" 1960-х, словно не замечая лютого мороза современности. О каких итогах и о какой оттепели речь, когда сменилось не одно поколение и не одна оттепель с похолоданием! Каково это — быть свободным в несвободной стране и несвободным в свободной? Евгений Евтушенко познал обе стороны человеческого бытия.
В оттепельных 1960-х, когда поэты были без преувеличения властителями дум, Евтушенко сотоварищи задавали ритм эпохе. Позже, когда советские танки давили Пражскую весну, он написал "Танки идут по Праге".
Ныне же из американского далëка воспел макеевскую медсестру и стыдливо умалчивал о причинах и инициаторах войны в Украине, абстрактно говоря: "Главный преступник — сама война". Не потому ли, что в таком случае вся риторика его программного стихотворения "Хотят ли русские войны" бессмысленна? Как строки из него, написанного в 1961 году, "не хотим, чтобы опять…" коррелируют с современным российским "можем повторить"? Ну, не задавать же Гиркину-Стрелкову философский вопрос "хотят ли русские войны", ибо ответ лежит на поверхности, и он на украинском Донбассе, увы, вполне осязаем.
Евтушенко и футбол — большая тема. Начав печататься в "Советском спорте" в 1949 году, он через всю жизнь пронес любовь к великой игре. "Первым шаром земным для меня был без ниточки в нем заграничной мяч тряпичный с прилипшею крошкой кирпичной", — признавался поэт в написанном в 1983 году стихотворении "Мои университеты".
Одним из последних прижизненных сборников стихов Евтушенко стал изданный в нашей стране "Моя футболиада". В предисловии к нему именитый шестидесятник признавался, что идея издать футбольные стихи, собранные под одной обложкой, не нашла понимания в России, а в Полтаве ею загорелись.
Евтушенко отдал дань уважения отцу полтавского футбола учителю гимнастики Фердинанду Штейнеру, первому тренеру в истории полтавского футбола.
Он во имя Украины
Словом парубков ласкал,
Но порой и за чупрыны
Своих форвардов таскал.
Чтобы каждый был вынослив,
Он в дождищах проливных
Был, как первый Лобановский,
Среди первых Блохиных!
Был грознее атаманов,
Не боялся ничего:
И Старухин, и Беланов –
Это правнуки его!
Знаковой стала и футбольная проза Евтушенко — роман "Не умирай прежде смерти", где фанаты называются "детьми скучных лет России", а в образе "Короля Пяточного Паса" угадывается Эдуард Стрельцов. "Несколько лучших лет Король Пяточного Паса провел за колючей проволокой… Когда… вернулся в ореоле мученичества вокруг полысевшей головы, но, заметно размордев в тяжелой неволе, он все-таки заиграл здорово, хотя и грузновато, и его предпочитали не выпускать за границу — а вдруг сбежит". Сам Евтушенко предпочел своей родине все-таки заграницу. Едва на постсоветских широтах воцарился капитализм (ну, как капитализм, такой себе гибрид постсовковых экономических рефлексий, комсомольского цинизма и глуповатой яростно-заискивающей риторики), Евгений Александрович перебрался в США.
Утратил ли он связь с постсоветскими реалиями? Так или иначе, да. В его интервью "Бульвару Гордона" и Ксении Собчак отчетливо проскальзывает непонимание остроты проблем 2010-х годов. Слушая его уходы от темы причины войны в Украине, ловишь себя на мысли, что даже живущий в самой свободной стране мира русскоязычный человек, даже Поэт эпохи (пусть и ушедшей, но эпохи), пламенный трибун, четко обозначавший ранее свою гражданскую позицию и называвший вещи своими именами, подпал под влияние современной российской пропагандистской машины. Даже там, в американских университетских кампусах ловится кремлевское телевидение, формирующее очень уж своеобразное мировоззрение. Как интересно: в условиях трехканальной коммунистической риторики, отсутствия всемирной паутины в закрытой стране он нес слово правды, а в век информационной революции, когда любая информация доступна, все равно вернулся к трем главным кремлевским телекнопкам, хотя сделать это в США все-таки сложнее, чем на постсоветском пространстве. Узник возвращается в свой острог, так что ли? Что же получается: если поэт в России больше, чем поэт, то русский поэт в США — меньше?.. Советские танки в Праге — это плохо, а российские танки в Украине — это как? Почему же это было неосуждаемо заслуженным шестидесятником? Возраст, препятствующий пониманию, и связанное с этим отсутствие живости ума? Не могу сказать, что литературное качество поэзии Евтушенко 2010-х годов упало. Вовсе нет. В его случае возраст творчеству — не помеха. Да и другой шестидесятник Юлий Ким, почти ровесник Евтушенко называет причину современной войны предельно точно.
Оказывается, можно и в почтенных летах не утратить связи с реальностью. Так что дело не в возрасте. Ответ же на вопрос "а в чем" можно искать долго и тщетно. А о влиянии кремлевского телевизора на точку зрения постсоветского народонаселения стоит написать диссертацию.
В предисловии к "Моей футболиаде" Евтушенко пишет: "Футбол — это изначально очаровательная, увлекательнейшая игра, неотделимая от детской чистоты, сохраняющейся до конца их дней и в лучших взрослых. Но сегодня и в эту, может быть, самую красивую в мире игру, проникает бизнесное очерствение, весьма далекое от чести". Сказано точно, но в данном контексте эти сетования касаются не коммерциализации игры (против чего наивно, но твердо выступают футбольные фанаты с манифестом "Против современного футбола"), а неиздания футбольной поэзии Евтушенко в России. В Украине это стало возможным, но в том же предисловии знак равенства между двумя крупнейшими постсоветскими странами Евгений Александрович выделяет весьма четко. Понимаю, что людям, живущим на американском континенте, мы, постсоветские кажемся одинаковыми, но, убедившись на личном примере в отличиях, границу между ментальностями, можно было бы очертить все-таки поотчетливее.
Вот это непонимание и вызывает недоверие украинцев ко вроде бы таким демократичным, таким сочувствующим украинцам русским. И параллели нашего циничного века с более чистыми и наивными 1960-ми неуместны. А знаковый человек с той, 60-й параллели отошел в вечность… Но к его поэзии мы, безусловно, будем возвращаться и возвращаться.
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Главред на YouTube
