Когда я думаю о голодовке Олега Сенцова, я ясно чувствую, что обычная жизнь для меня невозможна. Представляю, что я нахожусь в камере смертников и вижу истощенного человека, приближающего себя к смерти ради свободы ‒ не своей, вернее, не только своей, но и всех украинских политических заключенных в России.
Также я думаю, что означает для молодого человека перспектива провести двадцать лет в колонии за полярным кругом, среди людей, которые совершили реальные преступления. Провести эти лучшие годы жизни под наблюдением тюремщиков, воспитанных в сталинских традициях.
И мне кажется, что это тоже смерть, еще более мучительная и медленная.
Читайте также"Пусть подыхает": стала известна неофициальная позиция Кремля по СенцовуЯ думаю, что Сенцов ‒ заложник маленького человека, возвышенного на высший пост огромного авторитарного государства, на наших глазах каменеющего и теряющего человеческий облик. Человека, одержимого комплексом всемогущества и одновременно ‒ мелочного и мстительного.
При этом я понимаю, что никаких реальных возможностей влиять на этого лидера нет не только у меня, но и у мировой общественности.
Когда-то Достоевский назвал каторжную тюрьму мертвым домом. Олег сейчас ‒ живая клетка в этом мертвом доме. С каждым днем жизнь в нем уменьшается.
Информационное пространство делает нас присутствующими при героической акции, разрушающей сейчас жизнь режиссера и писателя, нашего коллеги. И мы не можем жить так, будто ничего не случится.
Потому что Олег стал символом борьбы и страдания.
Борис Херсонский, для Крым.Реалии
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред