Родственники узников Кремля просят президента Петра Порошенко встретиться с ними и назначить своего уполномоченного, который помог бы наладить переговоры с РФ и разблокировать процесс обмена.
Среди пришедших на днях на Банковую - Игорь Котелянец, брат крымского "диверсанта" Евгения Панова и координатор объединения родственников украинских политических заключенных. Он, как и родные Олега Сенцова, Станислава Клыха, Валентина Выговского не понимает, почему в Украине до сих пор не разработан план по освобождению людей, которых российские власти удерживают в качестве заложников, подвергая пыткам.
- Игорь, почему вы хотите встретиться с президентом?
- Эта встреча нужна нам давно. С ее помощью можно признать проблему. Сейчас у нас существует только тема украинских военнопленных, по освобождению которых проходят переговоры в рамках минского формата. На них ездит уполномоченная президента Ирина Геращенко. Результатом такой работы стало освобождение многих людей в декабре. А по политзаключенным таких переговоров нет, как и нет площадки для их проведения. Политзаключенные – это другая категория заложников. Они не признаны на уровне государства.
- То есть нет единого списка политзаключенных, ставших ими в результате аннексии Крыма и военных действий с РФ?
- Совершенно верно. Осенью прошлого года мы своими силами вместе с правозащитниками составили свой список. И только после этого он появился у министерств, в том числе МИДа. Список все время актуализируется. Сейчас в нем 66 людей. По нему работают представители авторитетных правозащитных организаций, в компетенции которых по некоторым критериям определять, является ли заключенный политическим или нет.
Встреча с президентом нам нужна, чтобы у нас появилась своя Ирина Геращенко, а переговоры велись от имени государства. Назначить такого человека может только Порошенко. В других министерствах и ведомствах никто не обладает подобными полномочиями. Но нас до сих пор кормят только обещаниями.
- Какими?
- О том, что на самом деле Украина делает все возможное для освобождения всех, а мы этого просто не знаем и не видим. Да, Минск мы видим и знаем, и новости он хоть и посредственные, но приносит, а у нас даже таких новостей нет. Взамен мы слышим одни и те же фразы: "мы просто не можем вам рассказать, все очень секретно". Первые полгода верили этому, но прошло полтора, а у кого-то почти четыре – надоело слушать одно и то же.
- То есть, по вашему мнению, нет системной работы? Вы хотите, чтобы был создан центр как при СБУ по Донбассу, например, при МИДе?
- СБУ, как бы ее не рекламировали, не работает по политзаключенным. Она отказалась. И Ирина Геращенко об этом знает. Более того, на следующую встречу я возьму последний ответ, полученный мною от СБУ. В нем открытым текстом говорится, мол, вы не имеете права нас принуждать заниматься теми вопросами, которые не в нашей компетенции. Так что СБУ надо вычеркнуть из списка условных помощников. Либо службе кто-то, точнее – президент, должен дать соответствующее указание.
МИД тоже очень ограничено в своих возможностях. Потому что большая половина политзаключенных находится в Крыму, а МИД не может заниматься вопросами, связанными с полуостровом, так как это территория Украины.
- Остается министерство по вопросам оккупированных территорий?
- Оно очень новое. И уровень полномочий не позволяет ему заниматься вопросом освобождения политзаключенных.
Поэтому самый простой сценарий – президент должен назначить уполномоченного. Если вы зайдете на сайт президента, то на нем указаны фамилии уполномоченных по разным вопросам. Только нет того, кто мог бы координировать вопрос освобождения политзаключенных.
- Можете назвать фамилию человека, кого вы бы хотели видеть в качестве такого уполномоченного?
-Нет. Если мы будем перебирать имена, нас обвинят, что мы работаем на какую-то политическую силу. Нам уже говорили, что мы под кем-то или под чем-то, что нас используют. Даже не стесняются иностранным журналистам об этом заявлять. Репортеры же встречаются с нами после получений комментариев у официальных лиц. От них не раз слышали, что мы работаем на какую-то политическую силу, которая против президента. Но это полная чушь! Поэтому от нас никаких имен вы не услышите, мы просто хотим профессионального человека на этой должности. Путь правозащитники или другие эксперты оценивают, может ли кто-то конкретный от лица государства представлять наши интересы.
- Выход на Банковую – это один из последних ваших аргументов?
- Не последний. Нам просто не отвечают, игнорируют. Да, к нам вышли в тот день Ирина Геращенко и советник президента. И что? У них не было ответа на наш основной вопрос. Они долго рассказывали, что для нас делает Украина, но не уточнили, может ли с нами встретиться президент. Ирина сказала, что она не владеет графиком президента.
Может аналогия не очень показательная, но в Москве есть такая традиция среди правозащитников, которые поддерживают Украину и выступают за деоккупацию, каждый месяц выходить на улицу в поддержку политзаключенных – как россиян, так и наших. И за Сенцова выходили, и за Сущенко. Мы тоже готовы регулярно выходить, актуализировать проблему.
Вопрос не в том, что мы требуем освободить их уже завтра, мы просим о встрече с президентом. И для этого не надо долгих подготовок – мы всегда готовы.
- Это была не первая публичная просьба о встрече. Как думаете, почему президент не хочет с вами встретиться?
- Это какая-то загадка. Мы думаем, что все наши обращения до него не доходят, а тормозятся на уровне каких-то департаментов АП. Мы же понимаем, что там есть люди, которые должны решать на своем уровне вопросы, и только самые важные доходят до главы государства. Пока мы не являемся большой проблемой для президента. Поэтому вопрос стопорится на уровне департаментов. Как только мы станем ею, тогда, возможно, наш вопрос дойдет до кабинета Порошенко.
- Почему же так категорично, ведь Порошенко хотя о Евгении Панове и не говорит, но о Сенцове и Сущенко заявляет регулярно в своих публичных выступлениях.
- Потому что спичрайтеры ему написали текст с упоминанием этих фамилий. Первые подобные месседжи после долгого молчания появились в декабре, уже после того, как мы провели пресс-конференцию, брифинг в парламенте, отправили депутатский запрос. Я вполне могу предположить, что он не задумывается о наших проблемах. И если есть запрос общества, то его спичрайтеры поставят эти фамилии в текст. Но это не свидетельствует о том, что он осведомлен о реальном положении дел.
- У вас должна быть встреча с чиновниками, в том числе Лутковской…
- Ее нельзя привязывать к этой акции, встреча - плановая. На ней будут рассматриваться технические вопросы – в госбюджете предусмотрены деньги на оказание правовой помощь политзаключенным, но не прописано, как эти деньги можно использовать. Сейчас ситуация такова, что у многих политзаключенных нет адвокатов, потому что их родным нечем платить. На четвертый год войны деньги у государства появились.
Такие встречи – результат наших постоянных запросов, что надо как-то двигаться к освобождению, хоть малыми шагами. Затем назначена подобная в МИДе. На ней мы регулярно слышим о том, к кому приходили консулы, а до кого не могут добраться. О чем-то рассказывают, о чем-то сказать не могут, потому что впервые слышат. Но и эти встречи все равно необходимы.
- Порошенко в одном своем выступлении сказал, что готов обменять Сенцова, Сущенко и других. Журналисты поняли для себя этот месседж не обобщенно, а конкретно, после чего это подтвердила даже уполномоченная по правам человека ВР Валерия Лутковская…
- Ирина Геращенко уже опровергла все подобные заявления. Дьявол - всегда в деталях. И ими в информационном пространстве легко манипулировать. Когда президент говорит, что готов отдать Агеева или фсб-шников, задержанных в Херсонской области, в обмен на кого-то, это означает, что президент сидит на диване и просто говорит: "я готов". И вовсе не означает, что он сделал кому-то такое предложение.
Отличие России от Украины в том, что России абсолютно наплевать на людей. Там люди – расходный материал, так веками повелось. И никто там не за каких людей бороться не будет. Если ты будешь бороться за людей и пойдешь против государства, тебя посчитают предателем, ведь что может быть лучше государственной системы? Ни один человек не достоин в РФ, чтобы за него бороться. Такая их психология. Мы совершенно другие. И, невзирая на то, что наших чиновников надо постоянно подталкивать, они тоже другие. Более человечные, ставят в приоритет вопрос прав человека. Так что мы должны предлагать. Что же мы сидим и говорим между собой. Вопрос: какую активную позицию мы проявили? Вот если вы об этом спросите, ничего конкретного вам не ответят. Я тоже спросил, но ответа нет. Зато как красиво звучит: "мы готовы".
- Как родственники заложников участвуют в процессе освобождения, от кого получают информацию?
- Никакой информации мы ни от кого не получаем. В этом то и разница. Ирина Геращенко перед Минском и после него на контакте с родственниками военнопленных, а с нами говорить некому. Мы ничего не знаем ни о каких переговорах на протяжении года.
- Какой ответ получаете от обращений к иностранным дипломатам?
- Нас все поддерживают. И евродепутаты нас любят. А если серьезно, то, к примеру, мы пришли к послу Франции, а там слышим, что знакомы с ситуацией, но надо, чтобы с подобными запросами о помощи к ним обратились наши власти – им нужны официальные запросы. Не может же посол ЕС инициировать создание переговорной площадки на основании только нашего обращения! Вот мы и пытаемся подключить президента Порошенко к освобождению Сенцова, Кольченко, Клыха и других.
- Параллельной работы для освобождения политзаключенных, кроме как Меджлис, никто вести не может? Я вспоминаю обмен Умерова и Чийгоза.
- Нет. Меджлис наладил контакты с турецким президентом. Но у нас подобных возможностей нет. Можно, конечно, было попробовать выкупить… Но мы мало себе представляем, как это происходит. Мы много общаемся с людьми, которые так или иначе были причастны к обменам в рамках других конфликтов, они говорят, что надо вести настоятельные непубличные переговоры.
- Искать посредников?
- Да, договороспособных. Если мы понимаем, что со страной-агрессором мы не можем договориться, то нам надо найти человека или группу людей, которые могли бы это сделать за нас. Переговорщика. Для этого мы писали обращение и министру иностранных дел Канады Христе Фриланд. Она - этническая украинка, любит Украину. Писали в Германию, искали голос по украинским политзаключенным, который бы продвигал мысль об их освобождении на международных площадках. Понимаете, и в этом вопросе важна поддержка президента. Без нее ничего не получается. Потенциально переговорщики такие есть. Но запрос должен быть на уровне государства, а не какой-то общественной организации, отдельно брата или сестры политзаключенного. Это большая гуманитарная миссия, связанная со спасением людей.
- Как чувствует себя Ваш брат, мама вновь была в СИЗО в Крыму?
- Вернулась в начале февраля.
- И как повлиял на ситуацию Евгения приговор Андрею Захтею, который согласился сотрудничать со следствием и получил шесть лет, ведь их ФСБ объединяла в одну "группу диверсантов"?
- Женя на сделку со следствием не пошел. Он верит, что президент договорится об обмене. Не идет ни на какие условия ФСБ. Ему физически, конечно, очень плохо – зубы выпадают, после пыток болят колени и спина, но он держится – принял для себя, что все может затянуться на долгий срок. Хотя поддерживать его все равно надо. И хочется поддерживать реальными новостями. Как, например, о встрече с президентом.
- За этот год молчания со стороны официальных лиц, неужели не было какой-то инсайдерской информации, что готовится обмен? Или над каким-то конкретным украинская сторона работает?
- Нет. Только слухи в СМИ. Нам не холодно и не жарко, что приехал Курт Волкер, и Геращенко передала ему списки. Да, мы ее сами об этом попросили, и очень благодарны. Но это детский сад. Разве это активная позиция государства? Но взял он их, положил куда-то на полочку, что дальше? Почему не сформировать какой-то конкретный запрос к Волкеру, спросить, как можно это осуществить, как работать по нему вместе? Не будут за нас, даже самые лояльные наши друзья, думать, как решать наши проблемы.
Когда нам говорят, что поднимали вопрос политзаключенных в Минске, ничего не остается, как удивляться – политзаключенные никогда не были там темой для обсуждения. Можно, конечно, вспомнить о нас в кулуарах, попивая кофе! Но разве это серьезно? Понимаю, что это уже мои эмоции.
- Как раз спецпредставитель СБУ в Минске Медведчук говорит журналистам, что, хотя вопрос политзаключенных – не предмет рассмотрения в Минске, он все равно им занимается. Украинские власти же заявляли, что Афанасьев и Солошенко были освобождены при его участи. С ним контакт есть?
- Я пытался как-то с ним встретиться, и об этом подробно спросить. Пока безрезультативно. Мы не понимаем, в чем его роль, и какая у него степень полномочий.
Коммуникация у нас со всеми есть, но часто она безрезультатна. Для чего? Возможно, чтобы сказать себе, что мы используем все возможности. Но все наши проблемы все равно упираются в отсутствие уполномоченного.
- Кто из 66 заключенных сейчас находится в самых тяжелых условиях?
- Вы имеете в виду, у кого самые большие проблемы со здоровьем? Практически у всех. Павел Гриб в Краснодаре до сих пор без лекарств. А у него заболевание крови. Владимир Дудка и Дмитрий Штыбликов в Крыму – пенсионеры, у которых обострились хронические заболевания. Многих пытали, и от этих пыток состояние здоровья значительно ухудшилось. Валерия Лутковская пытается к ним попасть, хотя часто и безрезультативно. Такой своей активностью она показывает, что эти люди находятся под контролем. И власть РФ, которая в следующий раз захочет над ними издеваться, подумает, какие могут быть последствия в информационном поле. Все в ужасном положении. А Сенцову вообще 20 лет дали, да еще и отправили туда, где мороз -50С.
Татьяна Катриченко
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Читать Главред в Facebook
