В терапевтическом отделении столичной больницы сейчас те, кто получил отравления и ожоги внутренних органов в результате долгого пребывания возле пылающих шин, надышался газом, которым травили протестующих, или же попал под "обстрел" водометов. Многие готовы рассказывать истории своего Майдана, своей борьбы.
"Главред" продолжает публиковать рассказы участников протестов в Киеве. На этот раз мы выслушали истории двух бойцов первой сотни Самообороны Майдана, которую прозвали "Паровозом анархией".
32-летний Виталий из Ровно откровенен и описывает все в мельчайших деталях. Возможно, поэтому и отказывается называть свою фамилию. На Майдане был постоянно с 10 января. "Еще в декабре познакомился с ребятами. Приезжал в ночной дозор. После приехал целенаправленно, чтобы поддержать людей, воевать за свободу, за народ. Проснулись патриотические чувства", – говорит он. Спрашиваем – проснулись? "Да (смеется). До этого спали. Много было работы (Виталий – строитель, – авт.). Вот теперь – воюю, болею, воюю, болею".
Мужчина жалуется, что после контузий мысли путаются, иногда забываются числа и события. В больнице лежит с ожогами внутренних органов и астмой. "Она, скорее всего, останется со мной на всю жизнь, – рассказывает Виталий. – Говорят, бросали какой-то порошок, который не тушился водой. Испытали на нас неизвестные химические средства…".
В киевской больнице оказался уже во второй раз. Сначала попал под водометы на Грушевского, подхватил воспаление легких, пришлось лечиться в стационаре две недели. Но на следующий же день после выписки отправился на митинг под стены Верховной Рады.
"Мы стояли ближе к концу Мариинского парка. Было несколько провокаций со стороны "титушек" – те бросали шумовые гранаты, камни. Но мы стояли – нам никто не давал команды отвечать. Затем на Институтской началась стрельба, кто-то бросал гранаты в мирных людей – женщин, пенсионеров, даже детей. Наверное, это и спровоцировало атаку со стороны майдановцев там, в Мариинском парке. Я тоже бил. Голыми руками. Ни у кого никакого оружия не было. Даже каски были у каждого пятого, а щитов не было вовсе. А вот те, с кем мы дрались, были закрыты, со щитками, в шлемах. Сначала в нас не стреляли. Уже потом, когда половину нашей сотни отослали на подмогу на перекресток Шелковичной, нас выбили. И "Беркут" начал отстрел".
Далее Виталий рассказывает, как с ребятами стали отступать по Круглоуниверситетской. Их забрасывали гранатами. "Невозможно было устоять на ногах от взрывов. Бежишь и видишь, что всюду падают гранаты", – говорит он.
"Вернувшись на Майдан, пошли в палатку, немного привели себя в порядок, кто успел, даже перекусил, – продолжает мужчина. – Подтянулись еще ребята. Но никто не успел даже бронежилеты снять, началась атака на Институтской. Я побежал к Жовтневому. Из защиты у меня был только металлический шлем и самодельный из нетолстой стальной пластины бронежилет – от резиновых пуль и кирпичей помогало. Взяли с ребятами коктейли, поднялись на площадку. Там уже были столкновения. Мы дважды наступали, дважды отступали. В итоге пришлось сдать позиции, потому что просто нечем было их сдерживать. Насколько я знаю, из Жовтневого не успели эвакуироваться человек 10-15. Они заблокировались в одной комнате. Вроде бы до сих пор этих людей не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. Наверное, просто "зачистили". Кстати, в Мариинском парке, было прикопано более 20 тел. Говорили, что их свозили с Грушевского, а потом должны были вывезти в крематорий и сжечь. Есть данные, что это те парни, которых забирали у нас, затягивали к себе, а потом добивали. Есть же снимки, что мужчине рот зашили, другого посадили на фейерверк. Непонятно, кто это делал – "беркутовцы" или "титушки" – они же все одинаковые".
Виталий снова спускался на Майдан. А перед тем бросил несколько коктейлей прямо в середину "черепашки", образованной войсками, когда один из милиционеров открылся, чтобы выстрелить по митингующим.
"Когда спустились вниз, "менты" начали жесткий обстрел сверху, закидывали камнями, – говорит майдановец. – Там после отступления остались и наши коктейли, которые теперь полетели в нас. Подожгли палатки, в том числе и штаб нашей первой сотни возле Стелы, кухню, склады. Силовики прорвали баррикады и сошли вниз на уровень Стелы. Двигались они и с Грушевского, вплоть до угла Дома профсоюзов. Наши хлопцы сдерживали, как могли. Жгли не только шины, но и все, что горело – барахло, матрасы, деревянные домики. И все для того, чтобы из-за дыма наступавшие не видели, куда именно стрелять. Но они стреляли наугад. Я был уже около памятника основателям Киева. Действовал оттуда. Когда пошли в ход водометы, я попал под струю. На нас лилась не вода, а черт знает что – от нее поднимался какой-то серый пар, тут же пекло в горле, перехватывало дыхание, невозможно было дышать. Мы относили раненых в Дом профсоюзов. Там можно было самому и горло прополоскать, и умыться. Газ тоже был не такой, как в Мариинском парке или на Грушевского. После того достаточно было протереть глаза, проморгаться и быстро привыкнуть. А тут просто останавливалось дыхание. Вынужден был уйти с поля. Часов до пяти вечера того дня не мог воевать – был полностью обессилен, отравлен. Хлопцы помогли дойти до Михайловского собора, там я и отключился. После еще трое суток вообще не чувствовал никаких вкусов. Но в больницу не пошел. Добрые люди предложили поехать к ним домой отдохнуть, помыться".
Утром 20 января Виталий вернулся на Майдан и узнал, что снайперские пули убили ребят. Из палатки первой сотни погибли двое – Иван Пантелеев из Краматорска Донецкой области и Володя Чаплинский из Обухова. "Оба погибли от огнестрельных ранений, – продолжает Виталий. – Такое впечатление было, что Ваню расстреляли просто очередью. Стреляли бронебойными, со стальными наконечниками – от таких никакой бронежилет не спасет. Даже не знаю, были ли у них бронежилеты. На передовую они пошли вдвоем. Раньше, когда я шел на квартиру, встретил их – сказали, что вечером вернутся. Не вернулись. У Володи мы были на похоронах. А к Ване не поехали, нам запретили, чтобы нас самих оттуда, из Донецкой области, грузом 200 не привезли. Поехали только девушки волонтеры".
В первой сотне были люди из разных уголков Украины. А называли ее "Паровозом анархией". "Мы все со своими тараканами в голове, – улыбается Виталий. – Для нас смерти не существует, головы нет ни у кого. У нас были люди из Донецка, Тернополя, Ровно, Днепропетровска, Черкасс".
"Хорошо, что на Майдане не было оружия, потому что иначе нас бы и вправду считали террористами, – продолжает рассказ мужчина. – Ведь был же план полной зачистки Майдана, если бы мы начали отстреливаться из оружия, нас бы просто задавили техникой, не выжил бы там никто, и никого бы не нашли. Накануне от афганцев поступила информация, что у власти был такой план. А так, в какой-то мере, удалось избежать антитеррористической миссии. Янукович был близок к введению чрезвычайного положения. Но его подвела армия – она отступила. И ему не хватило сил, чтобы задавить Майдан 18-го. Сейчас нужно стоять до конца. Никто не должен уходить с Майдана, по крайней мере, до выборов президента. Думаю, что пока Майдан способен влиять на новую власть. Иначе придется и эту власть ставить на место. Если она будет вести себя неадекватно, то мы и ее сменим. Некоторые думают, что люди гибли за их задницы в кресле. Они очень ошибаются! Насколько я знаю, тройку никто не хочет видеть во власти, даже те, кто был на Майдане. Среди них нет достойных".
Самые теплые воспоминания Виталия связаны с "девочками из медицинской службы". "Медсестры Женя и Оля, очень приятные девушки, всегда помогали, подлечивали, – говорит он. – Это наши медики, из штаба. В Доме профсоюзов тоже был хороший врач: он без всяких снимков определил пневмонию, на снимок отправил только для подтверждения".
Было ли страшно? "Да, – признается он. – Когда после уже всех событий пересматривал видео в Интернете. Страшно стало, когда я увидел на экране, что мы пережили за это время в реальной жизни. А там страшно не было ни при виде крови, ни когда возле меня замертво падали парни. И что самое неприятное: всего этого можно было избежать, если бы наш народ умел голосовать – не за сто гривен, не за килограмм гречки. Не было бы столько жертв и крови, если бы в свое время президентом стал Вячеслав Чорновил. И Россия такого бы не творила, а теперь она хочет и Крым, и Харьков, и Донецк, и Луганск. Подавится! Кто очень хочет жить в России, пусть собирает манатки и едет туда. Если я хочу в Америку, это ж не значит, что государство тут должно вокруг меня ее построить. Зачем нам тут Россия в Украине? Это – украинская земля".
У майдановца из Ровно из родных есть мать, отец, бабушка, сестра и племянники. "Но кроме сестры, никто не знает, что со мной происходило на Майдане, – уточняет Виталий. – Расскажу им обо всем, когда бабушка будет умирать. Если скажу сейчас, она умрет преждевременно. А я хочу, чтобы она еще пожила!.. Главное – за это время я изменился. Изменились взгляды на людей. Теперь я знаю, кто достоин называться человеком. Те, кто остался в моей той жизни, недостойны того, чтобы называться даже собутыльниками. Это люди, которым я уже никогда не подам руки".
Александр – мужчина средних лет из города Пятихатки Днепропетровской области услышал о Майдане, когда был в гостях у друзей в Тернополе, и сразу же приехал в Киев. "До того толком ничего не знал, – говорит Александр. – Революция, так революция. В 2004-ом тоже была революция. Только вот чего добились – непонятно, страна в упадке. Но 19 декабря приехал в Киев и остался жить в палатке первой сотни".
Как и Виталий, Александр 18 февраля пошел на митинг под стены парламента. "В Мариинском парке, можно сказать, меня спас "беркутовец". От шумовой гранаты упала девушка-медик, с красным крестом, и мы ее тащили. А этот "беркутовец" увидел и не дал, чтобы мы попали в плен. За это ему спасибо", – рассказывает он.
"Мы свою баррикаду на Институтской не смогли удержать, потому что "Беркут" зашел сверху, взяли Жовтневый палац, зашли на мост и начали нас просто расстреливать сверху, – рассказывает далее житель Пятихаток. – В тот момент преимущественно стреляли резиновыми пулями – больно, но терпимо. Незадолго до того мне одна бабушка подарила кожаную жилетку из овчины. Эта жилетка еще ее отца спасала. Она принесла, говорит: "На, сынок, тебе. Дед выжил в ней". Я эту жилетку не снимал – резиновые пули ее не брали. А сверху – был мотоциклетный шлем. Вовка, покойный, из Обухова привез. За два дня на мне два шлема разбили. "Беркут" наступал. Горели костры.
Пока шло активное наступление со стороны Украинского дома, по словам Александра, митингующие успели соорудить новую баррикаду, натянуть проволоку. "Она хоть чуть-чуть задержала бы противника. Но и ее прорвали, остановились за 50 метров от сцены. Больше отступать нам было нереально. Начали жечь деревяшки от домиков, что там были. Жгли все – сделали сплошной огонь от Дома профсоюзов до входа в "Глобус"".
Мужчина утверждает, что за счет огромного пламени солдат удалось сдержать.
"20-го нас начали расстреливать как собак, – после небольшой паузы с опущенными глазами произносит он. – Я был в это время под мостом. "Беркутовцы" начали отступать, а наши побежали следом. Хотя приказ был не бежать. Это адреналин. Люди измучились: все время мы отступали-отступали, а тут – они просто убежали, вот все за ними и рванули. Наверное, 19-го ночью они расставили снайперов, и когда наши начали бежать, их расстреляли как букашек. Везде были снайперы: и на Жовтневом, и с "Украины" шмалили".
Александр видел, как шли под пули и двое погибших из первой майдановской сотни – уже упомянутые Иван Пантелеев из Краматорска и Владимир Чаплинский из Обухова. "Они побежали вперед, хоть и не было приказа, – уточняет он. – Экипировки толком не было. У одного в качестве щита была крышка от стиральной машинки с приделанной ручкой. Это только от дубинки помогло бы. А у Ваньки был самодельный бронежилет, который пули не выдерживает, разве что резиновые. У Ваньки было две пули в голове, одна в сердце, одна в руке. Еще была и пятая. У Вовки просто было вырвано полподбородка. Чем стреляли с той стороны по нам – неизвестно. Вовка вообще был горячий, добрый такой. Двое детей осталось: дочка 7 лет и сын 18 лет. 7 километров в Обухове несли его. А я крест нес. Шли и посматривали, чтобы никто не выстрелил в толпу, вроде затишье было, но кто его знает. Второй – Ванька из Краматорска. Они с Вовкой тут познакомились, подружились. Один побежал, и второй тоже… 21-го, когда все успокоилось, поехали в Обухов, похоронили товарища. И на три дня запили…".
Уже после Александр почувствовал, что начал задыхаться. "Это последствия от гранат с газом "Терен 6", – думает он. – Сильнодействующий газ, выжигает внутри все. У меня сейчас проблемы с печенью, почками, в легких песок и т.д.".
За время на Майдане узнал, как и чему можно там удивляться: "Был такой случай, когда еще были мелкие бои на Грушевского. Подбегаю туда, где выдают зажигательные смеси. Подбегаю – сидит девчонка, наливает эту смесь и поджигает. Я ей говорю: "Сонечко, шо ж ти тут робиш?" Знаете, что она мне ответила? Она послала меня на три веселых буквы! Я встал и не знал, что сказать. А "Беркут" совсем рядом, огневая точка, там стреляли. А она села и наливает. После того я узнал, насколько сильный у нас народ… Товарищ рассказывал, увидел, как девочка долбила, разбирала брусчатку. К ней подходят: "Давай я буду бить!" А она говорит: "Вон на баррикаду иди, а тут я и сама справлюсь". Были такие девчата, натуральный огонь! Иногда пацаны не могут сделать того, что делали они".
Для Александра, как и для Виталия, Майдан еще не окончился. "В перемирие – не верю, – подытоживает он. – Сидят в ВР, ничего не делают. Надо просить НАТО о помощи. Теперь уже тут с палками не повоюешь. Планы… Разобраться во всем. Надо Майдан удержать – непонятно еще, что тут будет. А если придется, то закопаемся где-то на Западной Украине и начнем вести партизанскую войну". Что заставляет бороться? "Надоело жить, как собаке. Без работы. В маленьких городах это очень ощущается. Мы посмотрим, как будет работать новая власть. Если что, мы и их "на гиляку".
Александр замолкает. А после говорит: "Я уже сказал все. Могу я идти?.."
Надежда Майная, Татьяна Катриченко
Фото Владислава Мусиенко
Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред
Читать Главред в Telegram
Главред на YouTube
