Депортация крымских татар: "Мы думали, что нас ведут на расстрел"

17 мая 2016, 09:18обновлено 3 августа 2018, 01:19
4545
Солдаты собрали всех около местного кладбища, рассказывает очевидица.

90-летняя Нияр

Пожилая женщина с голубыми глазами, как небо в полдень над Бахчисараем, — 90-летняя Нияр. Ночью 18 мая 1944 года она юной девушкой покинула свой Крым, а вернулась на родину лишь спустя 45 лет. Сегодня Нияр — один из свидетелей геноцида крымских татар. И она рассказывает миру историю трагедии своей семьи.

"Мы жили в тех бараках, похожих на сараи, в которых раньше были заключенные"

видео дня

"Накануне той ночи к нам в дом приходил солдат, сказал, что в поселке происходит перепись населения. Мать как раз тогда приготовила суп из лапши. Она пригласила солдата к столу. Тот не отказался", — вспоминает Нияр.

И уже несколько дней спустя этот же солдат вновь пришел в дом семьи на рассвете 18 мая. Но уже не один. "Зашли трое вооруженных людей, приказали собраться за 15 минут, — продолжает женщина. — Мы думали, что нас ведут на расстрел. Собрали всех около местного кладбища. В этом ожидании мы испытывали страх и желание жить. Когда они пошли за следующей группой людей, отец отправил меня и своего племянника Джафера к нам домой".

Двери и окна уже были заколочены. "Джафер забрал из подвала барана. Отец зарезал его и раздал мясо всем присутствующим. С кладбища нас повезли на станцию ​​Биюк Сюрень (ныне — Танковое, — Авт.)", — говорит Нияр.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Ночь, которая изменила жизнь крымских татар навсегда

"Мы старались держаться все вместе, но нас насильно разъединили: бабушку и семью дяди посадили в другой вагон и отправили в Голодную степь, — вспоминает Нияр. — Позже бабушка умерла там от голода. Нас в товарных вагонах отвезли в Зингату, Узбекистан. Здесь нас ждала только степь и тростниковые бараки. Никого из местных жителей там не было. Мы жили в тех бараках, похожих на сараи, в которых раньше были заключенные".

Тем временем советские власти официально объяснили принудительный переезд 188 тысяч крымских татар в Узбекистан и прилегающие районы Казахстана и Таджикистана, некими "фактами" их участия в коллаборационистских формированиях, выступавших на стороне Германии во время Второй мировой войны.

Нияр рассказывает, санитарные условия в Узбекистане были ужасными: "Каждый день среди нас обнаруживали семь-восемь трупов. Иногда не было сил их закапывать, и тогда их поедали шакалы". Надзиратели не дремали — каждый день приходили в поселение и переписывали людей, чтобы знать, что никто не сбежал.

Питьевой воды не было. Воду пили из арыков. Именно из таких каналов в Средней Азии поливают огороды. В них была дождевая вода — мутная, грязная. "Пить ее можно было только тогда, когда она отстоится. Люди пили и болели. Заболела и я. Сначала подумала, что туберкулезом. Мы вместе с парнем, который тоже заболел, поехали к врачу и он сказал, что это просто истощение. У меня были какие-то копейки, и я, обрадовавшись, что туберкулезом не больна, купила за эти деньги мороженое. А парень, который уехал со мной, вскоре умер. У него все же был туберкулез".

Спустя несколько месяцев семья Нияр смогла переехать в Чирчик, который, по ее словам, в то время выглядел как кишлак.

"Местные люди относились к нам вполне доброжелательно, конфликтов и ссор не возникало. Нас с сестрой взяли на работу на химзавод. Спросили об образовании, я ответила, что в Крыму училась в техникуме, но не успела его закончить, — продолжает крымская татарка. — Поэтому меня сделали учеником бухгалтера. Я работала в отделении, которое было за пределами завода, потому что крымских татар не пускали внутрь предприятия. Помню, на работу я ходила в галошах, а на голове была мамина шаль. Мы влились в эту повседневность, а она — в нас. Но деревья нельзя вырвать с корнем и посадить в новую почву, наши сердца были в Крыму".

И в Крым Нияр вернулась. В 1989 году. Через 45 лет после насильственной депортации. "Я уже была на пенсии, и купили дом в деревне, — говорит она. — Немного раньше сюда переехала моя дочь с семьей. Соседи у нас оказались очень хорошие, и никогда никаких проблем с ними не возникало. Мы всегда хотели переехать в Бахчисарайский район, откуда были родом".

Сегодня Нияр живет в Сакском районе Крыма. В родительском доме хозяйничают совершенно чужие люди. Но они даже забор не поменяли. Возможно, чувствовали: они тут лишь гости.

"Просьба в подробностях вспомнить о тяжелейших годах жизни пожилого человека, равносильна пытке"

"Знакомлюсь с Рустемом Халиловым, который работал с историей бабушки Нияр", — говорит "Главреду" информационный координатор "Крым SOS" Юлия Федотовских. Девушка — одна из тех, кто работает над проектом "Депортация крымских татар. Преступление устами очевидцев". Он призван рассказать украинцам истории свидетелей насильственного переселения 1944-го.

"Мне история Нияр попала в руки по одной простой причине — я ее внук", — говорит Рустем Халилов. И уточняет: "Один из шести". И все они с самого детства слышали рассказы о депортации.

"Годами я интересовался историей жизни моей бабушки лишь на уровне случайных бытовых воспоминаний, — рассказывает Рустем. — Наверное, так бы и оставалось, если бы не этот проект. Впервые ее история открылась для меня полностью. И она оказалась очень интересной. И оказалось, что мне очень важно ее знать. Потому что это слепок истории всего крымскотатарского народа, выраженный в судьбе одного, очень близкого мне человека. Но ее рассказ также родил во мне сожаление о неузнанном. Как много ушло тех людей, чьи истории я мог бы собрать, но не собрал!".

Рустем говорит, что хотя со временем прошлое забывается, но в старости как раз юность вспоминаешь в деталях.

"Да, сейчас такие истории сложно найти — потому что люди уходят. Записывать их тоже трудно, потому что многие в возрасте могут перескакивать с одной мысли на другую, порой терять нить разговора либо не упоминать о тех вещах, которые, им кажется, ты должен и без этого знать. Но главное, сложно в моральном плане: ведь просьба в подробностях вспомнить о тяжелейших годах жизни пожилого человека, порой равносильна пытке", — продолжает внук Нияр.

"Больше всего меня поразило то, что она сумела все это выдержать, пережить, и при этом не зачерстветь и не потерять надежду на возвращение, — слышим мы от Рустема. — Все происходящее тогда находит свой отголосок и сейчас. Ведь сейчас убийства, рост числа политзаключенных, массовые обыски, массовые задержания в мечетях — многое из того, что происходит в Крыму с крымскими татарами после аннексии — это гибридная депортация. Поначалу она носила точечный характер. Ее предпочитали не замечать, находя каждому отдельному акту репрессии свое оправдание. Но в последние месяцы не замечать стало сложнее: обыскивать начали чуть ли не селами, задерживать — одновременно десятки крымских татар. Стало совершенно очевидно: крымскотатарский народ открыто выдавливают из Крыма".

"Но я уверен, сегодня в Крыму свободно себя не чувствуют ни оккупанты, ни коллаборационисты. Потому это и дополнительная мотивация для репрессий: попытаться отправить за решетку тех, кто чувствует свою свободу. Например, скоро будет полтора года, как за решеткой томится Ахтем Чийгоз. Достаточно почитать его речи, чтобы понять, насколько он свободнее своих тюремщиков".

Проект "Депортация крымских татар. Преступление устами очевидцев" стартует 17 мая в 17.00 в Украинском кризисном медиа-центре (Крещатик, 2).

Если вы заметили ошибку, выделите необходимый текст и нажмите Ctrl+Enter, чтобы сообщить об этом редакции.

Наши стандарты: Редакционная политика сайта Главред

Реклама
Новости партнеров
Реклама

Последние новости

Реклама
Реклама
Реклама
Мы используем cookies
Принять